По субботам в полдень. Ее злость. Его несдержанность. И встречи, которые их изменили. Рэйчел Маркс

, они длятся недолго. Нужно вести себя тихо, потому что даже если вы невидимы, вас могут услышать. Миссис Янг говорит: «сиди тихо, как мышка», но мама и папа рассказывали, что, когда в их спальню забралась мышка, она носилась повсюду и так шумела и скреблась, что родители не могли заснуть. Поэтому не думаю, что на самом деле мышки тихие. Я буду тише мыши и попытаюсь не шевелиться. Но иногда руки и ноги двигаются сами по себе, без моего желания. Мама и папа хмурятся, когда это происходит, но я не знаю, как их остановить.

      Здесь очень темно, как в моей спальне. Ненавижу ложиться спать, потому что мне приходится бросать игры. Я боюсь темноты, потому что грабитель может вломиться в дом и похитить меня.

      Будь у меня ночник-камушек, все было бы не так плохо. Мне нравится смотреть на цвета – они сменяют друг друга и мне не так страшно. Ночник светится то красным, то фиолетовым, то синим, то зеленым, то желтым и оранжевым, а потом снова загорается красным, и это повторяется снова и снова, что хорошо, потому что я знаю, какой цвет будет следующим. И мне нравится это знать.

      Эмили

      Честно говоря, я ожидала совсем не этого. Я представляла поникшие головы, сжатые кулаки, грубые слова, произнесенные сквозь стиснутые зубы. А вместо этого старик решает кроссворд, какая-то женщина вяжет крючком, судя по всему, чехол для телефона. Еще двое мужчин среднего возраста весело болтают о великолепном пирожном-павлине, которое они увидели на этой неделе в программе «Лучший пекарь». Я проверяю адрес на письме, засунутом в карман пальто. Занятие по управлению гневом? Больше похоже на день игр в обветшалом общественном клубе.

      Какая ирония.

      Наверное, создается впечатление, что здесь мне и место – где справляются с гневом: у меня выбрита голова, на мне толстовка, я жую жвачку, как наглый подросток. Кажется, будто бы я пришла по адресу. Но меня здесь быть не должно. Это смешно, я же не сделала ничего плохого.

      Чтобы избежать всяких вежливых разговоров с людьми, которых вижу впервые в жизни, я направляюсь к простому столу в углу. Позади него, в стене, виднеется вмятина, и мне становится любопытно, оставил ее сердитый кулак или брошенная кружка. Возможно, будет не так уж скучно.

      Я делаю себе кофе, насыпаю в него сахар и открываю крышку банки с печеньем. Выбор небольшой. Несколько дижестивов[1], огромное количество Rich Tea, самого простого печенья в мире, и два шоколадных бурбона. Выбирать не из чего. Я беру бурбон, опускаю его в кофе и, супер, теряю большую часть его, когда он размокает и падает на дно кружки. Что мне нужно, так это сэндвич с беконом – нечто достаточно существенное, чтобы впитать лишний алкоголь, циркулирующий сейчас в моих венах. Но нищие не выбирают.

      Я опускаю взгляд, чтобы убедиться, что джинсы не задрались неприлично высоко, открывая взгляду носки, и замечаю пару маленьких ботинок, торчащих из-под стола. Они светло-голубые с аппликацией динозавров по бокам. Присев на корточки, я поднимаю скатерть и встречаюсь взглядом с маленьким мальчиком. Он смешно хмурится.

      – Привет, ты там в порядке?

      Мальчик, которому явно не больше пяти, внимательно смотрит на меня, словно бы читая слова на странице, но ничего не говорит. Потом он прячет лицо в коленях и закрывает голову руками. Я просто пытаюсь быть вежливой. Мое лицо же не настолько отталкивающее? Я осматриваю комнату, пытаясь понять, с кем из этих людей он пришел. Но если только они не забыли о существовании своего ребенка, похоже, его близких здесь нет. Поэтому я снова пытаюсь заговорить с ним:

      – Пойдем поищем твоих маму и папу?

      Мальчик осторожно открывает один глаз и смотрит на меня, а потом качает головой. Зная только одну стратегию успешного общения с детьми, я беру со стола коробку печенья и предлагаю ему:

      – Хочешь?

      Ребенок смотрит на меня с подозрением, а потом изучает варианты, прежде чем взять последний бурбон.

      – Отличный выбор. Давай, бери еще, если хочешь.

      Мальчик смотрит на меня, словно подозревает подвох, а потом медленно тянет руку к печенью-дижестиву. Я не могу оставить его сидеть здесь одного, так что не спешу присоединиться к взрослым. Вместо этого я забираюсь под стол и усаживаюсь рядом с ним. Тесное темное место оказывается неожиданно приятным, словно бы я вернулась в утробу матери. Возможно, никто не заметит, если все занятие я проведу здесь.

      Какое-то время мы просто поедаем свою сладкую добычу. Ребенок периодически поглядывает на меня, но не говорит ни слова. Я все равно не знаю, о чем любят болтать дети, поэтому я рада помолчать. И тут внезапно раздается хлопок двери и запыхавшийся мужской голос, в котором сквозит паника:

      – Элфи? Элфи, ты здесь? Кто-нибудь видел маленького мальчика?

      Я вылезаю из-под стола и встаю.

      – Он здесь.

      К нам подбегают мужчина и женщина. Такое впечатление, что они только что сбежали со страниц журнала Tatler[2]: он в шерстяном полупальто, она в макинтоше от Burberry. Им явно здесь не место.

      – Где он? – мужчина обвиняюще смотрит на меня, словно я только притворяюсь,

1

Печенье, которое готовят только из цельнозерновой муки, иногда с добавлением сухофруктов. (Прим. пер.)

2

Британский журнал о моде и светской жизни. (Прим. ред.)