Мужчины о любви. Современные рассказы. Василий П. Аксенов

на Разгуляе. Фокус тут в том, что я не могу не петь, пока люблю его, а он не может не летать, пока любит меня. Все и началось-то с любви: чудо-лыжи и этот невероятный звук.

      – Ваш звук, мадам Крылова, загадочен. Должно быть, вы знаете, что в записи он теряет все очарование, – говорил мистер Оазис, задумчиво блуждая розовым, как мармеладка, ногтем в довольно пушистой бакенбарде. – Странно, что и по телевидению пропадает половина эффекта. Увы, потомкам не придется наслаждаться вашим искусством. Вы сами – часть вашего звука, и от вас исходит некий еще не исследованный психоделический магнетизм.

      Алиса засмеялась.

      – Вы говорите обо мне как о контактном дельфине или о лунном гладиолусе.

      Мистер Оазис болезненно вскрикнул при этих словах, закрыл глаза и побледнел от непонимания.

      – О, мистер Оазис, любезный мистер Оазис, я обидела вас!..

      Они остановились перед маленькой дощатой эстрадой, на которой настраивала свои гитары группа «Мазутные пятна». За спинами парней были развешаны две сомнительные простыни и пододеяльник, и на этот экран сопливый подросток проецировал из бабкиного чугунка расплывающийся нефтяной спектр.

      …Алиса закрыла глаза и оказалась на площади Сокола, возле пельменной. Толпечня крутил ложку в мучнистом бульоне, тоскливо смотрел в текущее стеклярусом темное окно. Публика узнала его, а он ничего не видел вокруг, потому что ждал ее…

      Долговязый малый в искусно разодранном свитере выступил вперед и запел:

      Старинную историю

      Мне передал отец

      Про глазки леди Глории

      И про ее чепец.

      Ах, про ее батистовый и кружевной чепец!

      – Ах, про ее батистовый и кружевной чепец. – Разноплеменная толпа, собравшаяся у помоста, захохотала и зааплодировала. Аплодировал и королевский музыковед мистер Оазис. Аплодировала и Алиса… а ночь опускалась на нее, сверкая двадцатью семью этажами Гидропроекта. Когда чуть-чуть притрагиваешься губами к чужим губам, тут совершается колдовство…

      Однажды к леди Глории

      Пришел Гастон-кузнец,

      И вскоре у истории

      Увидим мы конец.

      Ах, этот чепчик розовый пришелся наконец.

      Обвал, вакханалия четырех гитар. Хохот в толпе, свист волшебной флейты, крик какаду.

      – Ах, этот чепчик розовый пришелся наконец!

      …Когда после недолгой разлуки они встретились, кажется, он плакал. Трудно себе представить, но он лежал ничком, и плечи его тряслись, как у плачущего человека. Было совсем темно, и только дрожал на стене далекий отсвет вывески ВДНХ. Просторная родина распростерлась в темноте: мухинская скульптура, космический обелиск, купола выставочного Багдада, и ночь текла сквозь фильтр светофоров и белых линий на асфальте.

      Она отошла от окна, присела рядом, провела ладонями по его плечам, и по рукам, и по бокам, под пальцами ее перекатывались какие-то желваки, грубые выступы костных мозолей, следы