Что хотят женщины. Л. Мари Аделайн

мой Гас ею не увлечется.

      Марша улыбнулась, надевая очки.

      – Ну ладно, я пошла, – сказала она, поднимаясь из кресла. – Завтра увидимся.

      – Погоди! Я думала… Разве мы не должны сняться все вместе? И где Джефф и Тэд? Где Ринк, черт побери?

      – Пришли и ушли. Прелести «Фотошопа». Нам незачем позировать всем вместе, чтобы выглядеть как одна большая счастливая семья.

      – А мы не такие?

      – Такие, уж точно, – ответила Марша, подмигивая мне.

      – А ты обратила внимание на работы Эрика на той стене? – спросила я. – Присмотрись на обратном пути. Потрясающие образы.

      – Знаю. А самого Эрика ты видела? – пробормотала Марша, кивая в сторону мужчины могучего сложения, ростом не меньше шести футов и четырех дюймов, который разговаривал со светловолосой ассистенткой.

      – Ух… Такого мы в «Гугле» не видели, – прошептала я, отмечая волнистые каштановые волосы мужчины, почти такого же цвета, как и его кожа.

      Даже через весь зал было заметно, как играют мышцы его крепких, как у альпиниста, рук, когда он тщательно протирал большие линзы фотокамер.

      – Он родился в Кении. Его отец был наполовину японцем, наполовину швейцарцем, служил в дипломатическом ведомстве, а его мать – что-то вроде африканской принцессы. Это был грандиозный скандал. Он вырос в Париже, – шепотом сообщила мне Марша, поглядывая на меня поверх очков. – Никогда не был женат. Занял пятое место в Олимпийских играх девяносто восьмого года. Биатлон. Это такой вид спорта, моя дорогая, когда ты несешься на лыжах с каким-нибудь долбаным ружьем. Он выступал за Швейцарию.

      – Где ты все это раздобыла?

      – Почти всю прошлую зиму он провел на севере Афганистана, документировал приграничные перестрелки. Те снимки на стене? Да их номинировали на Пулицеровскую премию! Он говорит на фарси. И кстати, он Лев по гороскопу.

      – Могу поспорить, ему и в голову не пришло, что ты журналистка!

      – Ох, боже, да будь я на двадцать лет моложе… да хоть на десять!

      – Марша! Ты что, лично им заинтересовалась?

      – Именно.

      – Но ты же всегда говоришь, что это против наших правил!

      – Да. Абсолютно против всего того, на чем мы стоим, – кивнула Марша, негромко посмеиваясь. А потом повернулась ко мне. – Знаешь, Соланж, что происходит с твоим восприятием правил приличия и пониманием пристойности, когда тебе уже больше шестидесяти?

      – Нет, не знаю.

      – Я тоже, да и знать не хочу. Ладно, приятного вечера. И попробуй вон те канапе. Очень вкусные.

      Блондинка сунула мне в руку бокал шампанского:

      – Это для вас. Поможет расслабиться.

      – Нет, спасибо, – ответила я, аккуратно ставя бокал на гримерный столик. – Я и так вполне расслаблена.

      Марша бросила взгляд на шампанское, потом на меня:

      – Ох, я сейчас зарыдаю! – На прощание она поцеловала меня в щеку, резко развернулась и направилась к выходу.

      – Позвольте познакомить вас с Эриком, – сказала блондинка,