Цефеиды. Андромеда. Ханна Ким

ицами, как он однажды сделал в детстве, за что получил нагоняй от бабушки.

      Он понимает, что дело вовсе не в волосах, а в волнении, которое концентрируется в кончиках пальцев, раз за разом треплющих волосы, превращая их в еще больший хаос. Осталось минут десять до выхода, а Мингю так и не смог взять себя в руки.

      – Может, тебе волосы покрасить, чтобы ты наконец-то успокоился? – не выдерживает Чонхо, все это время наблюдавший за его страданиями.

      Мингю смотрит на него через зеркало в ванной и закатывает глаза. В последний раз он красил себя сам – точнее, с ним был Тэён, который вызвался помочь, руководствуясь якобы разумными доводами вроде «Ты так без волос останешься или про затылок забудешь». Без волос в итоге не остался, но вся ванная оказалась заляпана краской, а шторку из душа и вовсе пришлось выбросить. Тэён – ходячая катастрофа.

      – Тебе что, настолько заняться нечем, что ты хочешь мне помочь?

      – А я тут при чем? У меня один знакомый в салоне работает, – пожимает плечами Чонхо и осторожно добавляет: – Он Сонёля в красный красил, кстати.

      Мингю вздрагивает все равно. Смотрит какое-то время в чужие глаза – все так же через зеркало – и оборачивается. Улыбается неуверенно и кивает, до конца не понимая, с чем именно соглашается.

      Они едут в противоположный конец Сеула, поймав такси прямо у выхода из дома. Мингю таращится в окно, нервно теребя рукав рубашки, и понятия не имеет, как ему себя вести в чужом доме. Вчерашний звонок матери Мина попросту застал врасплох – женщина позвонила вечером и радостно сообщила, что ждет Мингю (и Чонхо тоже) завтра в гости. Где-то тут они переглянулись, копируя замешательство на лицах друг друга, – странно ждать новолуния и в принципе быть зависимым от лунного календаря, но напрочь забыть про один из главных праздников в году, который вообще-то в эту субботу. Мингю не праздновал Чхусок[1] по-человечески уже несколько лет, так что ему эту забывчивость вполне можно простить, потому что как справлять семейное торжество, когда семьи нет. Но Чонхо?..

      – Почему тогда мы учились в пятницу? – Недоверчиво спрашивает он, отвлекаясь от разглядывания улицы через окно такси. – Там же три дня выходных должно быть.

      – Зато мы не учимся в понедельник и вторник. У нас немного странный университет. – Чонхо проверяет время на телефоне. – Кажется, мы опаздываем.

      – Я все еще думаю, что это плохая идея, – качает головой Мингю, опять принявшись дергать рукав рубашки; его ладонь накрывают рукой.

      – Все будет нормально. – Чонхо смотрит ему в глаза как-то упрямо и чересчур уверенно. – Как-никак, это и твои родители тоже. Пусть и не в этом мире.

      И в этом главная проблема, думает Мингю. Пусть он уже видел мать Мина, пусть и переписывался с ней иногда, чтобы та не переживала, эта встреча значит куда больше, чем может показаться на первый взгляд. Хотя бы потому, что там будет еще и отец. Хотя бы потому, что это первый в жизни Мингю Чхусок с родителями, который он запомнит. Хотя бы потому, что…

      Курит ли все еще его (не его) отец крепкие сигареты? Есть ли на его плече шрам? Заплетет ли его (не его) мать волосы в косу сегодня? Пахнет ли в том доме персиками?

      Мингю хочет знать. Но вместе с этим – не проверять никогда.

      – Надо было выгулять Куки перед отъездом, – нервничает он.

      – Мы это делали два часа назад.

      – Надо было еще.

      Чонхо в ответ только тяжело вздыхает, а потом смеется по-доброму, отворачиваясь к окну.

      Не выходные, а пиздец какой-то. Потому что сегодня только начало. И если Мингю готов грызть ногти только от мысли, что меньше чем через полчаса будет сидеть за одним столом с семьей, которая в этом мире вдруг стала его, то что с ним будет, когда он переступит порог загородного дома, принадлежащего отцу Чонхо.

      Не только Мингю накануне получил звонок от семьи. Чонхо позвонили тоже – отец, который в воскресенье утром возвращается из командировки. Откуда именно, Мингю решил не уточнять, потому что был слишком занят разглядыванием чужого озадаченного лица: Чонхо хмурил брови и то и дело чесал затылок, подбрасывая телефон в руке.

      – Мы два года в Чхусок не виделись, – говорит он. – Я обычно… с родителями Мингю его праздную. Понятия не имею, почему он вдруг…

      – Может, соскучился, – неуверенно пробует Мингю.

      – Сложно поверить, – хмыкает Чонхо, выдыхая через нос.

      – Как так вышло, что… – слова подбирать как-то сложно слишком, – что вы есть друг у друга, но…

      – Не знаю, – прерывают его, – мы с отцом не особо близки. Может, проблема в том, что он видит во мне женщину, которая его бросила. Я внешне пошел в мать. – Чонхо нервно кусает ноготь большого пальца. – Все в порядке. Я давно привык и не жалуюсь. Отец обеспечивает меня абсолютно всем, поэтому… Ну, глупо быть недовольным.

      Не глупо, думает Мингю. А еще хочет опрокинуть что-нибудь. Кто-то не имеет семьи и мечтает лишь о том, чтобы снова оказаться в любящих объятиях, а кто-то семью имеет

1

Чхусок – праздник урожая и поминания предков в Корее, по традиции отмечается в кругу семьи. Празднуется 15-го числа 8-го лунного месяца.