Волчий интерес. Мария Зайцева

логичный вопрос.

      Она смотрит сквозь пелену темных волос, упавших на лицо, надменно задирает подрагивающий подбородок:

      – Домой. Вы свою плату получили.

      – С чего бы? – удивляюсь я.

      – Но… – она теряется, сжимает на груди пальцы, пытаясь прикрыться, – но вы же… Только что получили…

      – Миледи, – усмехаюсь я, мягко перекатываясь ближе и пристально глядя в темные потерянные глаза, – мы говорили про ночь. Полную ночь. А не про вашу потерю невинности. Она-то мне как раз неинтересна.

      – Но… – глаза распахиваются шире, – но вы же… Только что… Вы еще раз хотите?..

      – Ты удивишься, миледи, но даже не один раз еще хочу…

      Лари, с тихим испуганным вскриком пытается спрыгнуть с кровати, но я быстрее. Ловлю ее за тонкую щиколотку и тяну обратно, перехватываю сопротивляющиеся руки, привычно трамбую под себя, убираю волосы с лица, шепчу тихо и жестко:

      – Ночь только началась, миледи, так что тебе придется постараться с оплатой…

      И нет, мне ее не жаль.

      В конце концов, я эту плату собираюсь отрабатывать по полной.

      Глава 5

      – Так, говоришь, братишка? Сколько ему? – я лежу, привалившись к спинке кровати, перебираю перепутанные пряди темных волос… Надо же, чистый шелк. Разве так бывает?

      – Восемнадцать… – бормочет устало Лари, скользит пальчиком по моей груди.

      Судя по всему, жест этот невольный, не от разума идущий, а от нутра женского, требующего приласкать своего мужчину.

      И она сама не понимает, что делает на инстинктах. А я вот понимаю, немного даже радуюсь этому и в то же время чуть досадую, потому что не получилось из меня жесткого зверя, не сумел довести все до конца, взять полностью в том размере и темпе, что планировал…

      А все потому, что волк внутри – натура прилипчивая и до ласки охочая… И, вместо того, чтоб мучить, заставляя делать, как ему угодно, все мягкостью брал, не напором диким и жестоким, а обволакивающим теплом, сладким и тягучим.

      Так что не сможет моя насильная любовница восплакать о доле своей женской, о звере жутком, терзающем ее больно и долго…

      Нет, если б одним разом ограничился, самым первым, то, наверно, могла бы… Хотя, я все же постарался даже тогда на славу, пробуждая в ней женщину.

      Ну а потом…

      Потом вообще все не так пошло, как планировалось.

      Лари сжималась, мужественно готовясь принять свою печальную участь, и мне от этой вселенской скорби на бледном личике стало дико смешно.

      Она смотрела на меня, упираясь кулачками в плечи, и выражение жертвенности постепенно сходило на нет… Потому что невозможно изображать из себя жертву, когда палач захлебывается от смеха и ничего не делает!

      А я именно захлебывался.

      И именно ничего не делал!

      Просто лежал, не пуская ее на волю, смотрел в полные скорби о судьбе своей женской глаза… и ржал, как мой конь Джордан.

      Подозреваю, что морда у меня в этот момент тоже на лошадиную была похожа, но остановиться я не мог.

      И,