Боги и чудовища. Шелби Махёрин

почему-то все сжалось.

      – Она беременна? – спросила Коко после долгого молчания. Затем открыла глаза и, повернувшись, посмотрела на меня. Голос ее звучал равнодушно. – Скажи, что вы были осторожны. Скажи, что у нас не прибавится забот.

      – У нее шла кровь две недели назад, а с тех пор мы не… – Я кашлянул.

      Коко кивнула и снова вскинула подбородок. Тяжело вздохнув, она закрыла глаза.

      – Хорошо.

      Я уставился на Коко. Хотя со дня Маскарада Черепов она не плакала, глаза у нее были все время опухшие. На щеках остались следы сурьмы. И слез.

      – Ты… – Слова застряли у меня в горле. Откашлявшись, я сказал: – Там есть ванна, если тебе нужно помыться.

      В ответ Коко рукой сжала большой палец, словно все еще чувствовала кровь Анселя на своих ладонях. Она отмыла их в ту ночь в Долёре. Сожгла одежду в трактире «Левиафан», где все пошло наперекосяк.

      – Как же я устала, – наконец произнесла она.

      Знакомое чувство горечи обожгло мне горло. Чересчур знакомое.

      – Если тебе нужно выговориться…

      Коко не открыла глаза.

      – Мы с тобой не друзья.

      – Еще как друзья.

      Коко не отозвалась, и я отвернулся, стараясь не хмуриться. Ладно. Она не хотела разговаривать об этом. Я тоже не горел желанием. Скрестив руки на груди, я приготовился к долгой безмолвной ночи, но тут перед глазами всплыл яростный взгляд Анселя. Его яростная уверенность.

      «Лу мой друг», – однажды сказал он мне.

      Ансель был готов пойти за ней в Шато ле Блан еще раньше меня. Хранил ее тайны. Взял на себя ее ношу.

      Чувство вины пронзило меня. Острое и резкое.

      Нравится это Коко или нет, но мы с ней все же были друзьями.

      Чувствуя себя дураком, я с трудом заговорил:

      – Я просто хочу сказать, что пережить смерть Архиепископа мне помог разговор об этом. О нем. Так что… – Я напряженно пожал плечами. Шея у меня горела. В глазах защипало. – Если тебе нужно… поговорить об этом… можешь поговорить со мной.

      Вот теперь-то Коко открыла глаза.

      – Архиепископ был больной на голову тварью, Рид. Сравнивать его с Анселем просто мерзко.

      – Да, но… – Я выразительно на нее посмотрел. – Сердцу не прикажешь, кого любить, а кого нет.

      Коко поспешно опустила взгляд. К моему стыду, губы у нее задрожали.

      – Сама знаю.

      – Правда?

      – Конечно, правда, – ответила Коко, и в ее голосе послышалась нотка прежней колкости. В глазах вспыхнул огонек. – Я знаю, что моей вины здесь нет. Ансель любил меня, и… хотя я не любила его так же, это не значит, что я любила его меньше. Уж точно я любила его больше тебя. – Хотя она говорила уверенно, на последнем слове ее голос дрогнул. – Так что возьми свои советы, снисхождение и жалость и засунь их себе в задницу.

      Я не стал возражать, не желая ссориться. Пускай ругается. Я это выдержу.

      Коко поднялась на ноги и ткнула в меня пальцем.

      – Я не буду просто сидеть и слушать, как ты тут осуждаешь меня за то… за то… – Ее грудь вздымалась от прерывистого