На железном ветру. Виктор Егоров

революции не пожалеет. Зина – девочка не глупая, к семье приверженная, сама даст ему отставку. Тихо, мирно…

      С величайшими предосторожностями Милий Ксенофонтович положил дневник туда, откуда взял.

      9

      Третий рабочий день, как и два первых, не принес ничего нового. Девушки машинистки, распознав в новичке человека не расположенного к зубоскальству, перестали его задирать. Михаилу было не до них. Чудовищное вероломство Зины Лаврухиной выбило его из колеи. С трудом высиживал положенные часы и никак не мог заставить себя заинтересоваться работой. Писать приходилось во много раз больше, чем на уроках в училище. За день правая рука уставала до ломоты. С горьким чувством посмеивался над собой: «Уж здесь-то изучу русский язык на все сто. После такой практики без экзаменов в академию можно».

      Явившись в начале шестого домой, застал Ванюшу. Он вскочил навстречу, шумно приветствовал, похлопывая по плечам, по спине. В глазах его искрилось лукавство и улыбался он по-особенному, будто знал очень веселый анекдот, да не решался рассказать.

      Из соседней комнаты доносился звонкий голосок племянника Кольки. Требовал каких-то объяснений от «тети Нади».

      – Вот бабушка внука просит до завтра оставить. Придется. Видно, дети не больно балуют ее лаской да заботой.

      Ванюша подмигнул Михаилу – что, мол, поделаешь, надо посочувствовать старушке.

      Настасья Корнеевна вздохнула, обратила на зятя ласковый и погрустневший взгляд.

      – Верно, верно, Ванюша, истинные твои слова. Пробери ты его, дома в глаза не видим.

      – Ничего, мамаша, он парень исправный, плохого не сделает, – бодро заверил Ванюша. – Ну, я пойду. Миша, проводи до ворот.

      – Да куда ж ты его, дай поесть, – встрепенулась Настасья Корнеевна.

      – Сыт я, сыт! – уже из прихожей крикнул Михаил.

      Едва вышли на улицу. Ванюша расхохотался – дал себе волю.

      – Ну, брат, не ожидал от тебя такой прыти.

      – Какой?

      Михаил терялся в догадках. Не проведал ли Ванюша о его работе в Чека?

      – Не знаешь? Ове-ечка!.. Эх, паря, золотой у тебя родственник. На!

      Ванюша протянул клочок бумаги. Михаил выхватил, развернул. Крупным почерком, с завитушками, напоминавшими славянскую вязь, было выведено:

      «Приходи на Парапет к шести. Средняя аллея, первая скамейка со стороны Ольгинской. Обязательно!»

      Слово «обязательно» дважды подчеркнуто.

      Лицо, шею Михаила точно кипятком ошпарило. Сглотнул слюну. Молчал.

      – Да полно, не конфузься ты этак-то, – мягко сказал Ванюша, – а то, ей-богу, страшно: хлопнешься в обморок, возись с тобой. Дело-то житейское…

      – Когда она?.. – вымолвил наконец Михаил.

      – Да сейчас. Прихожу из депо – встречает у калитки. Глазки в землю, щечки, будто маков цвет. Так и так, Иван Касьяныч, не могли бы вы быть настолько добры… Почему не быть? Зашел домой, взял Кольку, тем паче, что бабка просила привести.

      – Анне