На железном ветру. Виктор Егоров

ему было до отчаяния скучно.

      Михаила взяло зло: «Еще издевается, гад…» Сказал и удивился своему звенящему голосу:

      – Стоишь?

      – Ну, стою…

      – И стой молча, пока не сменят. Разговаривать без дела часовому запрещено. Службы не знаешь.

      – Ух ты, какой строгий, – пытаясь сохранить достоинство, натянуто заулыбался красноармеец.

      Доктор Бабаян – кудрявый, средних лет армянин, разговорчивый и быстрый, как комочек ртути, – мельком заглянул в направление, бросил:

      – Раздевайтесь, юноша.

      В кабинете, кроме него, присутствовали довольно молодая черноглазая сестра и пожилой лысый фельдшер с усами, как у Тараса Шевченко. Вдоль степ стояли непонятные приборы: похожий на самовар никелированный бак с резиновой трубкой, высокая деревянная доска с делениями и ходившим по ней вверх и вниз ползунком.

      Михаил снял пиджак, рубашку, бросил на табуретку.

      – Совсем, совсем, – доктор нетерпеливо помахал рукой, будто отстраняя от себя ненужные мелочи.

      – Как… совсем?

      Михаил, краснея, покосился на сестру. Лицо ее было невозмутимым.

      – Брюки, кальсоны долой. Вот так.

      Михаил покорно разоблачился догола и прикрылся ладонями.

      – Ну-ну, без фиговых листочков. Здесь вы передо мной, как на страшном суде перед господом богом, – стремительно подходя к нему, сказал доктор.

      Михаил нахмурился, выпятил грудь и напряг мышцы. Подумалось, что так он будет выглядеть старше.

      – Даже свой апостол Павел имеется, – продолжал доктор, взглянув на стоявшего рядом фельдшера.

      Ощупал сухими холодными пальцами грудь, плечи, бицепсы и зачем-то горло.

      – Ну-с, каково сложение, Павел Остапыч? – обратился к фельдшеру.

      – Та шо ж – хоть сейчас у гвардию, – прогудел тот.

      Доктор извлек из кармана халата трубку, выслушал и выстукал Михаила.

      – Рано мужаете, юноша.

      – Почему рано, мне семнадцать, – мрачно отозвался Михаил.

      – Что вы говорите?! Будь у вас усы, я дал бы все тридцать, – доктор отошел к столу. – Юлия Филипповна, измерьте сего молодца.

      Сестра велела Михаилу встать на низенькую площадку у основания доски с делениями. На голову опустилась доска, прикрепленная к ползунку.

      – Сто восемьдесят.

      – Отлично, – доктор потер ладонь о ладонь, будто услышал очень приятную весть.

      Сестра подала Михаилу резиновую трубку от бака, похожего на самовар.

      – Сделайте глубокий вдох и дуйте сколько хватит сил.

      «Вот оно, самое главное», – подумал Михаил. Прежде надо успокоиться, выровнять дыхание. Так. Теперь наберем воздуху…

      Бак оказался из двух цилиндров. Верхний, вставленный в нижний, лишь Михаил начал дуть в трубку, пополз вверх. Еще… Еще… Лицо Михаила побагровело, запас воздуха иссякал, а цилиндр поднялся всего на вершок. Ну, еще немножко… еще… Звякнул выскочивший из бака внутренний цилиндр.

      – Одевайтесь, богатырь, – услышал Михаил голос доктора.

      Победа!

      Когда