Первый в бою, первый на Полюсе. Иван Дмитриевич Папанин

чтобы она сказала при нас хоть одно плохое слово об отце, несмотря на то что поводы для этого порой бывали, – наоборот, как могла, старалась поддержать в наших глазах его авторитет, не уставала повторять: «Отца слушаться надо».

      Бедная моя мама, когда она спала – я не знаю. В лавочке она торговала колбасой, потрохами – работала на хозяина. В порту брала подряды – шила из брезента матросские робы. Ходила мыть иолы, брала бельё в стирку. Заработает, бывало, 80 копеек – радости хоть отбавляй. И сразу заботы сводили лоб морщинами. Неграмотная, она отлично знала бедняцкую арифметику. Больше всего ей приходилось делить:

      – На кости надо, на сальники, на крупу. У Ванюшки от штанов одни заплаты – материи на штаны.

      Прикидывала и так, и эдак, не могла свести концы с концами. Мы росли, не зная, что бывают магазины готового платья. Мать шила для нас сама. Штаны, как эстафетная палочка, передавались по нисходящей, заплаты на них ставились в несколько этажей.

      Лучшие были у меня: я старший! Мама очень следила за нашим видом. Была она на редкость чистоплотна и аккуратна, того же требовала от детей. Стригла нас сама.

      Лет с десяти парикмахером для младших, по настоянию отца, пришлось стать мне. Ну конечно, модных стрижек я не знал, во всём копировал мать. Думал ли я, что придёт время и заслужу шутливое звание первого парикмахера Северного полюса! В Севастополе с топливом было плохо: леса поблизости нет. А топливо нужно и зимой и летом. Собирали щепу, бумагу. Топливом нас снабжало и море. Я радовался, когда штормило на берег. Кораблей – военных, пассажирских, грузовых – в Севастополе было много. Шлак они сбрасывали прямо в воду, в нём попадались и куски угля. Во время шторма волны чего только не выбрасывали на берег! Ну, а тут уж не зевай: охотников до дармового уголька много. Чей перед, тот и берет. Глаз у меня был острый, большие куски угля я видел ещё в волне, прикидывал заранее, куда бежать. Бывали дни, когда набирал угля пуда по два, по три.

      Так собирать уголь – даже удовольствие. Появляется азарт – кто больше наберёт. И быть около моря – тоже радость.

      Зато заготовлять кизяк было совсем уж неприятно. Но так мы были воспитаны, что если мама попросила – закон.

      … Я рано стал добытчиком, лет с шести. Было у меня удилище, леска с крючком, которым я очень дорожил. Ловил я и бычков, и макрель, и кефаль.

      Когда подрос, стал ловить рыбу с двоюродным братом Стёпой Диденко. У него был свой ялик. Брат братом, а когда начинался делёж пойманной рыбы, родственные чувства отступали: за лодку и снасть он брал себе дополнительно два пая. Стало быть, три четверти улова шло ему, а мне – лишь четверть. Это считалось ещё по-божески.

      Мать неохотно отпускала меня на ночную рыбалку. А не отпустить не могла. Я с пустыми руками никогда не возвращался, а порой улов был таким, что мама часть рыбы даже уносила на базар. С самых ранних лет мы стремились подзаработать где только можно, чтобы хоть как-то уменьшить мамины заботы.

      Плавать я научился рано и чувствовал себя в воде как рыба. Очень мы, ребятишки,