Финиш. Кейт Стюарт

разговоров. Я устал от разговоров, и если парни станут частью этого, – киваю в сторону комнаты Доминика, – то они должны узнать, что происходит. Он думает, я уезжаю подальше от этого места, от него. – Мне больно даже от этих слов.

      – Я думала, ты уезжаешь подальше от меня, – ее самоуничижительный смешок говорит сам за себя. Это отдаленно напоминает извинение, но на большее рассчитывать не стоит.

      – Мы долго продержались. – А это самые приятные слова, что я могу сказать по этому поводу. После жаркой ссоры между нами Дельфина стала стабильнее и начала снова проводить встречи. Сколь бы ни претили некоторые ее привычки, я немного восхищаюсь тем, как она себя ведет, насколько незыблемы ее убеждения, насколько бескомпромиссно звучит ее речь.

      – Остальных ты не уведомишь? – Она имеет в виду основных членов собрания.

      – Пока нет.

      – Считаешь это разумным?

      – Думаю, что, если провалю эту попытку, станет только хуже, если они будут об этом знать.

      – Просто будь осторожен. Лучше не шути с теми людьми, которых ищешь, Иезекиль. Людьми вроде твоего отца…

      – Дельфина, осторожнее, а то в твоем голосе прорежутся материнские нотки.

      – Боже упаси, – шутит она, но в ее голосе и выражении лица есть искреннее беспокойство.

      Дельфина не из тех, кто склонен к сентиментальщине, и потому уходит, но перед тем, как закрыть дверь, просовывает голову.

      – Тобиас, у тебя все получится. Я знаю.

      – Да, у меня получится. И у них тоже, – киваю на комнату Доминика. – Помяни мои слова. Они для этого рождены.

* * *

      Сидя перед камином в кресле с высокой спинкой и занеся пальцы над клавиатурой, блуждаю по воспоминаниям о той ночи у костра, когда раскрыл намерения. Спустя почти неделю я крепко прижимал к себе младшего брата, едва сдерживая слезы, пока он пытался вырваться из моих объятий. Расчувствовавшись, я смутил его у всех на виду. Вспоминая тот день, стискиваю бархатные подлокотники кресла. Прихожу в себя, когда лежащий у моих ног Бо оживляется, навострив уши, а потом снова кладет морду на лапы. Когда пес снова приподнимается, слышу доносящийся из спальни слабый всхлип. В груди сжимается сердце, закрываю глаза и чертыхаюсь, когда ее отчаянный стон становится громче. Закрываю ноутбук и вскакиваю на ноги. Бо крадется следом, и мы быстро направляемся в спальню. Войдя в комнату, включаю лампу и смотрю на ее перекошенное от боли лицо, лоб, покрытый испариной, и подергивающуюся руку. Ночной кошмар? В любом случае я не в силах вынести эту картину. Когда мы были вместе, Сесилия будила меня легкими касаниями или тихим смехом, а я наблюдал за ней, гадая, что же ей снится, и ждал утра, чтобы об этом услышать. Сейчас совершенно иная ситуация, да и сны отличаются.

      Когда с ее губ срывается всхлип, сжимаю кулаки, твердо вознамерившись снять это бремя.

      В этом виноват я. Я же все и исправлю.

      Сев на край кровати, наклоняюсь и целую Сесилию в висок, и она просыпается, но потом снова проваливается в сон.

      – Dis-moi contre qui me battre, et je me battrai jusqu’à ce qu’ils disparaissent[18].

      Когда по ее щекам текут слезы, осторожно приподнимаю ее и прижимаю к своей

18

Скажи, с кем мне сразиться. Я буду сражаться, пока они не исчезнут (фр.)