Нерушимый – 3. Денис Ратманов

прочел сообщение и заулыбался, аж лучиться начал.

      – Девушка? – спросил я.

      – Ага. К ней еду. В Запорожье. А сам я из Астрахани. Свадьбу играть будем.

      Он развернул ко мне телефон. С экрана улыбалась темноволосая чернобровая красавица.

      – Видно, что бойкая, – кивнул я.

      – Еще какая! Самые красивые девушки – в Запорожье! Отвечаю, Санек!..

      – Слышал о таком, да, – не стал спорить я.

      Воцарилось недолгое молчание, которое нарушил Колян:

      – Слышь, Саня, а пойдем в картишки зарубимся?

      – Мы с тобой?

      – Да не, с пацанами. Там и наши, и ваши. Че вдвоем-то? Вдвоем тоска.

      – Во что играют?

      – А хрен знает. Ща глянем.

      Не то чтобы я прямо хотел играть, просто рассчитывал, что наши парни подпили, расслабились, и можно наладить контакт хоть с некоторыми.

      Восторженные и возмущенные крики доносились из купе Погосяна, причем больше всех было слышно именно его – Мику. Надо же быть таким активным! Казалось, он ни на секунду не смолкает и одновременно находится везде.

      Мы подошли к купе и увидели, что там играли впятером: два дембеля, трое наших. За столиком у окна, где лежал огромный армейский фонарь, сидели Погосян и белобрысый Жека. Рядом с Микой притулился Абай. Напротив Жеки устроился наш основной вратарь, Кирилл Кониченко по прозвищу Конь, – двухметровый совершенно лысый лоб с очень широкими плечами. На раскладном стульчике в проходе сидел ясноглазый парнишка, мой сосед, и тасовал колоду, не глядя на карты.

      – Оп-па! А че это вы тут? Тоже решили в картишки перекинуться? – заметил нас он. – Колян, давай с нами. И ты, как там тебя, – он оценивающе осмотрел меня с ног до головы, будто я не играть пришел, а торговаться, – тоже давай.

      – А во что рубитесь?

      – Да в стрекозу, – ответил тот. – В секу то бишь. В два листа, если так понятнее. В триньку с картинками.

      – Нормуль, – потер руки Колян. – Саня? Ты с нами?

      Я кивнул. В секу мне доводилось играть в детстве, еще при Союзе, но простейшие правила я помнил хорошо. И, как и в покере, заменившем секу в моей России, в этой игре все решал блеф.

      Мы сели на край полки, я – к Коню, Колян – к Абаю, который, рассматривая сданные карты, хитро улыбался и щурил и без того узкие глаза-щелочки.

      Жека по-прежнему делал вид, что меня нет, а вот Игната я вообще в поезде не заметил. Наверное, он в купе, которое примыкает к тренерскому. Накосячил и не высовывается.

      – Тишкин! – позвал его Погосян. – Иди сюда! Нерушимый тебя в карты собрался проигрывать! Ты ж ему типа должен. Он тебе ногу от перелома спас, но сам пострадал – проломили ему череп, да?

      – Нет, – ухмыльнулся Колян.

      Жека ехидно улыбнулся, Мика заерзал в предвкушении. Игнат нарисовался мгновенно – бледный, встрепанный, напуганный.

      – Не бзди, пошутил я! – включил заднюю Погосян. – Вот твой Нерушимый, живой и невредимый.

      Видимо, Игнат и правда за меня переживал, выдохнул с облегчением, шагнул к нам, протянул руку сперва мне:

      – Спасибо, Саня. И… извини, если что не так. – Я