Будь моим. Дана Делон

с запаской, и черт с ними, – хмуро бросаю я. – Не собираюсь бегать за ней.

      – А толстовка?

      Я закрываю глаза. Толстовка мне и вправду дорогá. С ней связаны теплые воспоминания о Марион. Она подарила мне ее перед отъездом в Оксфорд. Мы гуляли весь день и вдруг попали под дождь. Бежали по саду Тюильри, шлепая по лужам. Шел ливень, мы уселись на зеленые стульчики под деревом. У нее дрожал подбородок, а губы так соблазнительно покраснели, что мне хотелось сделать лишь одно – наклониться и поцеловать ее. Поймать воздух, которым она дышит, и втянуть его в свои легкие. Но вместо этого я натянул на нее ее же подарок – серое худи. Она смешно укуталась в толстовку и весело расхохоталась. Но я видел, что скрывалось за этим звонким смехом: грусть в ее взгляде неприятно покалывала мою грудную клетку. Я видел, как сильно она хочет убежать из этого города, поэтому просто наклонился и обнял ее.

      Крепко, согревая собой ее худенькое и замерзшее тело. Неожиданно она расплакалась у меня на груди. Была больше не в силах скрывать чувства, удушающие ее изнутри. Марион плакала навзрыд, растирая крупные капли слез маленькими кулачками. В тот момент мне захотелось найти чертова Алекса дю Монреаля и врезать ему. Врезать так, чтобы разбить в кровь его невозмутимую физиономию. Точно так же, как он разбил ей сердце. Без капли жалости и сострадания.

      – Вот увидишь, я забуду его! – пообещала она, и я погладил ее по мокрым волосам.

      – Забудешь, – эхом ответил я, надеясь всем сердцем, что так и будет. Однако сомнения… они одолевали, не позволяя поверить в сладкую, заманчивую ложь.

      Она грустно улыбнулась мне и неожиданно чмокнула в щеку.

      – Мне идет твоя толстовка?

      – Очень.

      – Если бы я сама ее тебе не подарила, то забрала бы себе.

      – Оставь себе.

      – Нет, это ты оставь себе мой подарок и каждый раз, когда будешь надевать ее, вспоминай обо мне.

      – Я и без нее о тебе не забуду.

      Она сузила глаза и как‐то по‐детски спросила:

      – Никогда?

      – Никогда. – Я ответил слишком быстро и слишком серьезно.

      – Не верю! Поэтому оставлю толстовку тебе. Так у тебя будет причина меня вспоминать.

      Мне хотелось сказать, что причина ее помнить – это мое чертово сердце. Но, глядя в эти прекрасные заплаканные глаза, я смог лишь кивнуть. В горле стоял ком недосказанности. «Я забуду его» – эти слова еще долго крутились у меня в голове. Мне даже на секунду показалось, что, возможно, однажды… впрочем, это такая глупость. Идиотская, ничем не оправданная надежда.

      – Похоже, толстовку ты им не оставишь. – Лео возвращает меня из водоворота воспоминаний. – Тебе все же придется за ней побегать, – делает он вывод с такой наглой ухмылкой, что в него хочется чем‐то запульнуть. Ведь он не знает, что Полин, скорее всего, меня ненавидит, особенно после сегодняшнего. Больше чем уверен: она злопамятная.

      – Валентин, не хочешь – не бегай. Марион даже не заметит, что ты потерял ее подарок.

      Ох. Спасибо, было больно.

      – Да при чем тут Марион? – стараюсь максимально невозмутимо ответить я.

      Лео приподнимает бровь