Глаз бури. Екатерина Мурашова

романтично. – «Может быть, для завершения образа попросить его почитать стихи? – всплыла откуда-то ленивая мысль. – Нельзя быть такой… такой недоброй, – тут же одернула себя Софи. – Пьер мне ничего плохого не сделал. Он не виноват в моем устройстве. Никто, кроме меня самой, не виноват…»

      – Софья Павловна! Софи! – волнуясь, начал Петя. – Я давно хотел говорить с вами о нас… О нашем будущем. Если тебе этот разговор тягостен, то тем более причин закончить сейчас, чем длить это состояние неопределенности, в котором, мне кажется, я нахожусь уж столь давнее время, что позабыл почти и причину его, и тот благостный порыв, который привел… ежели тебе будет угодно… – Петя запутался в собственных словах и замолчал, не в силах договорить фразу.

      «Паки и паки,» – мысленно закончила Софи и успокаивающе дотронулась до Петиной руки, лежащей на крашеных перилах беседки. Рука была холодной и влажной, самой аристократической формы.

      – Ну что ж, Пьер, тут никакой тайны нету. Я, ты знаешь, на эту тему низать словеса не мастерица. Разве что в романе. Ты сам чего же хочешь?

      – Хочу, чтоб Бог и люди благословили наш брак, – твердо и высоко сказал Петр Николаевич, от волнения пустив петуха на слове «благословили». – Хочу, чтоб моя душа и мое тело навеки принадлежали вам, Софи, и чтоб вы тоже принадлежали мне душой и телом. Навеки, доколе смерть не разлучит нас…

      – Ах, Петя, – Софи позволила себе улыбнуться в ответ на явную напыщенность молодого человека. – Что ж мы с вами все это время делать-то будем? Навеки – это так долго…

      – Софи? Я не понял… – Петр Николаевич взглянул на девушку больными глазами, и ей разом стало стыдно и скучно.

      «Что ж я играю всю эту пошлость? – подумала она. – Да еще и как бы любуюсь собой со стороны. Недостойно. Недостойно, Софи! Ты, девушка с передовыми взглядами, ведешь себя как салонная барышня из восемнадцатого века…»

      – Послушайте меня, Петр Николаевич, – серьезно и строго сказала она. – Я, право, не знаю, как нашу с вами ситуацию разрешить. Все, кроме вашей матушки, хотят нашего брака. Моя маман говорит: «это все устроит». Вам не претит?

      – Что мне до того, как другие говорят! Что ты, Соня, скажешь?

      – Я, Петя, пытаюсь честно все обдумать. Но вот что мешает: сомнения – позволено ли в таких вещах расчетом решать? Не должны ли чувства вперед говорить?

      – И что ж твои чувства говорят?

      – Не знаю, Петя, не знаю, – в этом все дело.

      – Может быть, вы… может быть, ты другого любишь?

      – Да нет, нет же! – Софи досадливо всплеснула руками и зажмурилась. – Никого я не люблю – так вернее. И достойно ли мне при таком раскладе соглашаться на ваше, Петр Николаевич, предложение?

      Петя со странною во взрослом человеке робостью заглянул в глаза Софи:

      – Но, может быть, потом, видя мое к тебе расположение, общие на двоих интересы…

      – Вот здесь, Петя, вот здесь… Скажи мне серьезно: что ж это за интересы?