Героиновая пропасть. Фридрих Незнанский

с чем-то к палате, где находился этот парень – Рожков его звали, Владимир Сергеевич, – прибыла охрана. Крупный такой омоновец в форме и с пистолетом в открытой кобуре сел на стул перед дверью в палату, как говорят, в предбаннике, и на всех проходящих мимо смотрел, как на преступников. Прямо хоть документы ему предъявляй! Да кто ж их таскать с собой тут станет? Вот Наташа и рассказала ему, этому омоновцу, кто здесь имеет право проходить и находиться, а кто нет. Он, кстати, тоже уставился на Наташины ноги, прикрытые халатом, будто больше ему и думать было не о чем. Ну, мужики! Ну, кобели!

      А этот Вова вдруг таким скромником оказался, что Наташа даже сперва и не поверила. Другой бы уж точно, когда она наклонялась над ним, помогая с капельницей или обтирая лицо влажной салфеткой, постарался как-нибудь половчее запустить пятерню свою к ней под юбку – ведь точно, заманчивое дело! Или грудь маленько «проверить», которая ну прямо так и рвется наружу из-за выреза кофточки. А этот – нет. Смотрел на нее внимательно, но думал, видно, о чем-то своем, причем напряженно. У него даже морщинки на молодом лбу собирались строчками. А потом вдруг произнес:

      – Меня никто не спрашивал?

      Наташа отрицательно покачала головой, подумала и спросила в свою очередь:

      – А должны?

      – Почему ты так думаешь? – Он слегка нахмурился.

      – Сам же говоришь, – Наташа пожала плечами и добавила: – A там, за дверью, твой охранник, да?

      – Какой охранник? – словно испугался он.

      – Обыкновенный. Вот здесь, – Наташа провела пальцев у себя над левой грудью, – «ОМОН» написано. И с оружием. А ты чего, большой начальник?

      – Не-а, – подумав, ответил Володя. – Просто я большого начальника вожу. Шофер я.

      – А чего ж тебя тогда так защищают?

      – А я знаю? – помрачнел Володя. – А тебя, сестричка, как зовут?

      – Наташей.

      – Слышь, Наташа, только между нами, да? Если кто-нибудь про меня спросит, ты не говори. А мне скажи сразу, ладно? Чтоб я знал, – он правой рукой, свободной от иглы капельницы, слегка потрогал перебинтованную голову и спросил: – А чего у меня?

      – Совсем ничего не помнишь?

      – Да так, местами…

      – Чего было-то?

      – Машину мою взорвали… – неохотно ответил Володя.

      – Господи! А ты где был?

      – А я вот как раз и вышел… Задело.

      – Ну, парень, считай, в рубашке родился. Но ты много не болтай. Сотрясение у тебя, средней тяжести. Скорей всего. Но это тебя обследовать будут. И проникающее ранение задней части свода черепа. Хирург какие-то щепки вынул.

      – А-а, понял, это меня деревянной дверью шибануло. Точно… Давно я здесь, Наташа?

      – Вчера утром привезли.

      – Ясно… А этот… давно сидит?

      – Ну, сразу и сел. Ночью другой был, а сейчас опять он. Стерегут тебя, Вова. Может, ты сбежать хочешь? – Наташа кокетливо поиграла глазами.

      – С тобой хоть на край света, – мягко ответил о�