чтобы учитель «не имел бы никакого пороку в благочестивой вере». Таким именно человеком, удовлетворявшим, по-видимому, всем требованиям русских, и был патриарший дидаскал Арсений, к тому же знавший и славянский язык. За его религиозную и нравственную благонадежность ручалось русским то обстоятельство, что не мог же Иерусалимский патриарх иметь у себя дидаскалом человека сомнительного Православия и нравственно неблагонадежного. С согласия и одобрения Иерусалимского патриарха Арсений был оставлен в Москве в качестве учителя риторики. Но Арсению пришлось учительствовать очень недолго. Едва патриарх по выезде из Москвы успел доехать до Киева, как уже прислал в Москву донос на Арсения, в котором писал: «Буди ведомо, благочестивый царю, про Арсения, который остался в царствии вашем, да расспросите его добре, понеже он не утвержден в вере своей благочестивой христианской, а он был прежде инок и священник и шед бысть бусурман, и потом бежал к ляхам и бысть у них учинился униятом и имеет на себе великое злое безделие, и распросите его добре и будете обрести вся. А те старцы, которые пришли от гетмана, мне все сказали подробну, и велите расспросить, великое ваше царствие, што мне те старцы рассказывали и люди [С. 210] Матвея воеводы, есть ли будет так, или нет по тому, что писал я к патриарху господину Иосифу, брату и сослужителю. Утишите притчу ту лучши, что (пока) он сам есть (тут), штобы не было разврата церковнаго; и паки аз буду проведати подлинно и буду писать к великому вашему царствию, понеже есми должен, што ни услышу, то извещати и писати, потому что не подобает в ниве терну пребывати, чтобы не наполнилась нива вся тернием, и надобно отженуть такожде и тех, которые имеют ересь и есть двоеличны в вере, потому что я его обрел в Киеве, и зная он тот язык, говорил с полковником, и я взял его, а он не мой старец, как есми сказал я приставу – о беззаконии, что имеет, я не ведал. А ныне есми проведал и пишу вашему царствию, да будете соблюдатися от таковых человек, чтобы не оскверняли церквей Христовых такие поганые и злые люди»
[248].
Этот неожиданный донос патриарха на своего бывшего дидаскала произвел в Москве подобающее впечатление – над Арсением велено было немедленно произвести следствие. Допрашивать его назначены были боярин Никита Иванович Одоевский да думный дьяк Михаил Волошенинов. Они поставили Арсению следующие вопросы: из которого он государства родиною, где воспитывался и учился, где пострижен и как давно, и, постригшись, был ли в иерействе; в Риме, и Польше, и в иных государствах он бывал ли, и если бывал, то для чего и сколько лет жил он в Риме и Польше? Отвечая на эти вопросы, Арсений показал: родом он грек из Турции, отец его Антон был «поп и строитель города Трикала в великом новом селе». Их у отца пять братьев, которые все и ныне живы, и он, Арсений, младший, «а знатцы-де на него Арсения есть здесь на Москве выезжие гречане одного города». Крещен был в младенчестве, и отец говорил ему, что восприемником его был местный архиепископ, имя которого он не упомнит. Отец научил
