Вода в решете. Апокриф колдуньи. Анна Бжезинская

не отличишь там от чужого, а злодея от праведника; но верно также и то, что кроме мула, плаща и кошеля я не получила от него иной помощи. Он не сказал мне доброго слова на прощанье и не указал места, где я могла бы найти убежище. Но все ж была у него причина, не позволившая прогнать меня, как собаку; возможно, это было некое обязательство, причем, как я заметила, неприятное ему, но все же он не смел ему перечить. Помню, как он дал знак открыть южную калитку, а за ней тракт и поля расстилались безмерной, пугающей чернотой. Я вдруг поняла, что не знаю, куда ехать, и с детской наивностью спросила у пристава, в какую сторону бежать. Он сухо рассмеялся и ответил: «Езжай на запад!» – после чего накинул мне на спину собственный плащ, хлопнул коня по крупу и отослал меня в темноту.

      Поэтому я отрицаю, что держала на молодого пристава обиду, ведь из жителей деревни он один не имел никакого отношения к произошедшему на склоне Сеполькро, потому что он в тот момент пребывал рядом с графом Дезидерио и его не было в наших краях. В ночь смерти Одорико, спасаясь от неминуемой казни на Ла Голе, я решила, что он отсылает меня прямиком к братьям, и если я буду упорно ехать на запад, то найду их в каком-нибудь тайном, хорошо охраняемом месте. Именно эта мысль, синьор, помогала мне держаться в седле, подбадривала меня, и ею я утоляла жажду. К тому же, на мое счастье, мул оказался покладистым, терпеливым животным, которое само следило за тропой и находило броды у горных ручьев. Когда нужна была передышка, он останавливался для еды, водопоя и ночлега, он согревал меня ночами своим телом, пока какой-то крестьянин не отобрал его у меня вместе с седлом, когда я постучалась в его избу, прося кусок хлеба. Поначалу он казался добродушным; возможно, просто испугался плаща пристава, сшитого из красного сукна и подбитого мехом. Он дал мне миску гороха и позволил отдохнуть у очага. Но, убедившись, что я одна, украл у меня мула и прогнал меня прочь. Однако он не добрался до серебра; серебра я лишилась позднее. Его украли у меня, когда я спала в общей комнате в придорожной таверне; посему из всех даров пристава дольше и лучше всех послужил мне его плащ. Я продала его одной толстухе на ярмарке в каком-то городе. Она, конечно, подумала, что он краденый, потому торговалась яростно и в конце концов отдала мне за него горстку жалких медяков. Тогда я была уже осторожнее и спрятала монеты в ботинке.

      Примечания

      1

      La vecchia (итал.) – старуха.

      2

      Intestini (итал.) – кишки.

      3

      Cinabro