Сын Зевса. В глуби веков. Герой Саламина. Любовь Воронкова

его была чистой. И так усиливал голос, что даже морской прибой не мог его заглушить. Потом произносил речи перед зеркалом, смотрел, красивы ли его жесты. А чтобы не дергать плечом – люди очень смеялись, когда он дергался на трибуне, – так он подвесил над плечом меч, как дернется, так и уколется об острие!

      Александр внимательно слушал рассказ Ланики, опершись локтями на ее колени.

      – А Демосфен кто? – спросил он. – Демосфен – царь?

      – Ну что ты? – засмеялась Ланика. – Какой там царь! Простой афинянин. Демократ.

      – А кто такой демократ?

      – Это человек, который думает, что все надо делать так, как хочет народ. А царей он ненавидит.

      – И моего отца?

      – А твоего отца ненавидит больше всех.

      Маленький сын царя, наморщив округлые брови, задумался. Он не очень уяснил себе, о каком народе идет речь и чего добивается Демосфен, научившись хорошо говорить.

      Но что Демосфен ненавидит царей и ненавидит его отца, это он понял. И запомнил на всю жизнь.

Александр уходит в Мегарон

      Когда Александру исполнилось семь лет, его, по обычаю эллинов, увели от матери на мужскую половину дома.

      Олимпиада была расстроена. Она расчесывала мальчику его тугие кудри, прихорашивала его. А сама все заглядывала в его большие светлые глаза – не блестят ли в них слезы, не таится ли печаль?

      Но Александр не плакал, и печали в его глазах не было. Он нетерпеливо вырывался из рук матери, отмахивался от ее золотого гребня. Чтобы не расплакаться самой, Олимпиада пыталась шутить:

      – Вот как ты собираешься в мегарон! Так же как Ахиллес, Пелеев сын, на бой собирался. Помнишь? От щита его свет достигал до эфира. А шлем сиял, как звезда. И волосы были золотые у него, как у тебя…

      Но Александр, уже знавший наизусть все об Ахиллесе, Пелеевом сыне, на этот раз не слушал, что говорит мать. И Олимпиада с горечью поняла, что ребенок уходит из ее рук и просто не может дождаться той минуты, когда вступит, как взрослый мужчина, в отцовский мегарон.

      За ним пришел Леонид, родственник Олимпиады. Она добилась, чтобы его взяли педагогом-воспитателем к сыну. Все-таки свой человек, через него Олимпиада будет знать, как живется в мегароне Александру.

      – Прошу тебя, не мучьте его слишком в гимнасиях[8], – сказала она Леониду, и тот взглянул на нее с удивлением – так зазвенел ее голос от сдерживаемых слез, – он еще маленький. Вот возьми корзинку, тут сладости. Давай ему, когда он захочет полакомиться.

      – Не могу ничего этого сделать, – ответил Леонид, – мне сказано: никаких уступок, никаких поблажек.

      – Но ты спрячь, будешь потихоньку давать!

      – А разве я один буду около него? Целая толпа воспитателей-педагогов. В тот же миг донесут царю. Нет, я буду воспитывать его, как подобает эллину, – чем суровей, тем лучше.

      – Ну идем же! – Александр схватил за руку Леонида и потянул его к выходу. – Идем же!

      Ланика, не выдержав, отвернулась и в слезах закрыла лицо покрывалом. Мать проводила

8

Гимнасий – место для гимнастических занятий.