Сын Зевса. В глуби веков. Герой Саламина. Любовь Воронкова

увижу его мертвым, – сказал он. – А чтобы вам, трусам и предателям, не было повадно давать волю своему лживому языку, я велю заковать вас в цепи и бросить в темницу. Там вы и будете рассказывать друг другу о том, как покинули в опасном бою своих товарищей и своего царя.

      Антипатр так и сделал. Больше никто не услышал голоса этих людей. Но тревога, оставленная их речами, пошла по стране, проникая в дома, в семьи воинов, ушедших в Иллирию, перекидываясь из одного города в другой, из одной деревни в другую…

      Вошла она и в царский дворец в Пелле, в тихие покои Олимпиады. Эту весть принесла ей заплаканная Ланика. Олимпиада не могла вымолвить ни слова, у нее подкосились ноги.

      – Какие-то люди прибежали оттуда, – продолжала Ланика, – говорят, были у Антипатра…

      – Позови сюда Антипатра!

      Ланика немедленно вышла, чтобы исполнить приказание. Трудно было глядеть в расширенные от ужаса глаза Олимпиады. Да и самой Ланике хотелось рыдать во весь голос. Если это так, ведь погибло все. Ее нежно любимый воспитанник, ее мальчик Александр… Ее брат, Черный Клит, который ушел с ним… Самые дорогие люди!..

      Антипатр явился не сразу. Вошел хмурый, суровый, поклонился сдержанно.

      – Говори правду, – потребовала Олимпиада.

      – Я не знаю правды, – ответил Антипатр.

      – А что же ты знаешь? Что там за гонцы были? Где Александр? Где его войско? Ведь они же сказали тебе?

      – Я не верю тому, что они сказали.

      Олимпиада поднялась, подошла к нему, жадно глядя в его глаза:

      – Ты не лжешь мне?

      На ее страшно побледневшем лице резко обозначились пятна румян и черные линии бровей. Вместо живого лица на Антипатра глядела трагическая маска с горящими глазами. Антипатр слегка отстранился.

      «Испугалась! – подумал он. – Вот когда по-настоящему испугалась… Если так случилось, как говорят, то мщение не замедлит!»

      – Я знаю, я знаю, о чем ты думаешь! – сказала Олимпиада. – Я вижу твои мысли. Если погибнет мой сын, погибну и я. Но ты скажи мне – жив ли он? Я приказываю! Я приказываю тебе, слышишь?

      – Советую тебе молчать, – сказал Антипатр. – Это будет самое разумное, пока не узнаем настоящей правды.

      – Запри ворота. Все ворота. Все входы. И везде поставь стражу. Отряды поставь. Побольше стражи. И немедленно пошли гонцов к Александру!

      – Ворота заперты. Гонцы посланы.

      – Приведи сюда войско, ведь царь Александр оставил тебе войско.

      – Этого я не сделаю.

      – Я приказываю!

      – Нет. Я буду поступать, как найду нужным, пока царь Александр не снимет с меня обязанностей правителя Македонии. – Антипатр поклонился и вышел.

      Наступила ночь – быть может, самая страшная ночь в жизни Олимпиады. Фрески на стенах ее покоев таяли, исчезали как дым, и перед ее глазами являлась мрачная долина в иллирийских горах. И в этой долине, стесненной скалами и дремучим лесом, лежало убитое македонское войско. Лежат македоняне, и среди них ее светлокудрый сын, царь Македонский…

      Она выбегала