Интрижка. Катя Лоренц

какую-то чушь. Я так рассчитывала что могу хоть с кем-то обсудить семейные проблемы.

      Просто выпить чашку чая.

      – Да вы проходите, тетя Лена, – Оля словно чувствует мое упадническое настроение.

      Я смотрю как она накрывает на стол, смахиваю крошки носовым платком.

      Лена детдомовская. Ее никто не приучили наводить порядок. Может предложить ей свою помощь?

      Ее родители скончались от беспросветной пьянки. Доверчивая миленькая девочка. Так хотела любви, а парень оказался мерзавцем. Отобрал квартиру, по его вине она ребенка потеряла. И если бы мы с Мишей не проезжали по той дороге, неизвестно осталась бы живой.

      После всех пинков судьбы не потеряла детской непосредственности и открытости.

      Я ее полюбила как дочку. За то короткое время, пока она жила у нас, мы стали подругами. Она рассказывала мне все о себе.

      – Пейте тетя Лена, – поставила кружку с желтым от накипи ободком передо мной.

      Не рискну здоровьем. Слишком брезгливая.

      – Мы же договорились, чтобы ты называла меня просто Леной. Без «тетя». Чувствую себя старухой, – обняла кружку руками.

      – Простите тетя… Просто Лена… – она мелодично рассмеялась. – Дурацкая привычка с детского дома. Так что случилось? – она накрывает мою руку своей и смотрит чистыми как ясное небо глазами.

      Может рассказать ей все?

      Я могу поделиться с подругой Машей, но та не успокоит, а наоборот накрутит до предела.

      Она вечно подозревает мужа в измене, порой это доходит до абсурда.

      – Да нет. Все хорошо. Просто…

      – Не бойтесь. Мне можно довериться. Я же вам рассказывала про Никиту. Я знаю, нельзя в себе держать. Вы мне тогда помогли, теперь моя очередь.

      – Мне кажется, у Миши появилась другая, – выпалила на одном дыхании.

      – С чего вы так решили?

      – Он стал отстраненным. Чужим. Все время в себе. За двадцать лет брака мы стали одним целым. Понимаешь? Ему не надо говорить, чтобы я это почувствовала. А потом он стал прятать от меня телефон. Однажды пришла Смска, я просто хотела ему принести телефон. Он так бежал, что чуть не упал по дороге. И эти задержки в офисе. Говорит много работы. Скажи, ты ничего не замечала? Может на работе появилась новенькая сотрудница?

      – Нет, что вы! Михаил и правда работает целый день. Порой даже на обед не хватает времени. Я с ним постоянно. Не ухожу, даже когда рабочий день закончился. Так что если бы кто появился, – я бы заметила, – из спальни раздается скрип кровати. Оля бледнеет. – Тетя Лена, вы извините. Я хотела сегодня генеральную устроить…

      – Там твой Костик? – улыбаюсь. Она кивает. – Что ж ты не сказала то? Я бы не стала вам мешать. Понимаю, – встаю, поправляю юбку и беру сумочку. – Мы в институте с Мишей то же из кровати не вылезали…

      Взгляд падает на подоконник, на котором стоит спатифиллум.

      Вспоминаю, когда Оля переехала сюда и что я говорила, когда дарила его. Мне становится дурно.

      «– Я дарю тебе на новоселье этот прекрасный цветок. Его еще называют «женским счастьем».

      Возле горшка лежат часы Миши! Моего мужа! А он снимает их очень редко, перед тем как лечь в постель, или делая работу по дому.

      – Откуда у тебя часы моего мужа? – беру их в руку и провожу пальцем по гравировке «любимому»

      – Он… – заикается, в глаза боится посмотреть. – Приходил как-то. Забыл, – теребит поясок от халата.

      Ну да. Кто ж в обед спит-то!

      Меня осеняет догадка. В которую я отказываюсь верить, но факты говорят сами за себя.

      У моего мужа любовница! И эта Оля! Я подарила ей свое «женское счастье».

      Сама привела в дом, выхаживала ее. К мужу устроила секретаршей. Мы с Мишей помогли вернуть ей квартиру. Чтобы он спал с ней. Здесь. А я так и жила в неведении.

      Я пулей несусь к спальне. И лишь взявшись за ручку медлю.

      Господи, пусть мне просто показалось, пусть это просто ревность играет во мне.

      – Сюда нельзя! Там Костик! Неодетый! – сжимаю в руках часы мужа и стреляю в сиротку взглядом полным ненависти. Приютила на свою голову.

      Отодвигаю ее и толкаю дверь.

      А там картина маслом. Мой дорогой и горячо любимый муж лежит на кровати, прикованный наручниками к изголовью.

      Я опираюсь плечом о косяк, ноги становятся ватными.

      За окном рокочет гром и потемневшее небо пронзает молния, отбрасывая блики на распятое тело любимого.

      Он в одних боксерах, прикованный пошлыми розовыми наручниками. Рубашка, которую я вчера весь вечер гладила, – распахнута, а на груди, животе отпечатки алых губ, и заканчиваются они у резинки трусов.

      Он цепляет ногой одеяло, прикрывая причинное место.

      – Лена, – выдыхает сдавленно.

      Перед глазами пролетает двадцать лет жизни. Свадьба в студенческой столовой, рождение дочери, наши посиделки с друзьями, радость, когда дочка поступила