Хайд. Крейг Расселл

оно длится несколько минут, максимум час, но в редких случаях, как у Хайда, может затягиваться после эпилептических приступов и на весь день.

      Хайду казалось, что Портеус вполне компетентен в предоставляемых ему разъяснениях по поводу недуга, а вот с лечением дело у него обстоит хуже. Капитан принимал прописанные Портеусом препараты – микстуру и пилюли – уже полгода, и никаких улучшений самочувствия не наблюдал. Наоборот – он мог бы поклясться, что его симптомы, особенно провалы в памяти, проявлялись чаще и стали более продолжительными. Однако когда он делился своими сомнениями с Портеусом, тот лишь вносил незначительные изменения в состав микстуры, от которой по-прежнему не было никакого толка.

      В ожидании действенного лекарства Хайд всеми силами старался скрывать свое ментальное расстройство – прежде всего ту самую заторможенность и помутнение сознания после ночных припадков – от подчиненных и начальства. Оставалось надеяться, что, если кто-то заметит его апатию и рассеянность, все будет списано на бурную ночь и похмелье. При этом Хайд понимал, что такое объяснение все же не слишком правдоподобно, ибо он успел заслужить в полиции города Эдинбурга неколебимую репутацию трезвенника.

      Сейчас, готовясь начать рабочий день, Хайд никак не мог выбросить из головы эпизоды вызванного припадком бредового сна. Лишь один образ остался в памяти темным пятном – истаял полностью, но не давал покоя, как зуд, который невозможно унять. Хайд отчетливо видел девушку во сне, его сознание пребывало в ее теле, облик ее был знаком ему в мельчайших подробностях. Но теперь, как ни старался, он не мог вспомнить ее лицо.

      Зато другие образы из сна являли себя во всех деталях, и, помимо прочего, капитан не забыл о сделанном во сне открытии относительно самой сути убийства повешенного над рекой человека. Эдвард Хайд вырос на легендах о кельтском мире сверхъестественного – их рассказывала на ночь родная мать. Легенды в ее интерпретации составили основу богатого полотна, которое соткалось в детском сознании, а затем, когда повзрослевший Хайд увлекся изучением этой темы, узоры на полотне дополнились новыми деталями. Так почему же он, человек, прекрасно знакомый с кельтскими легендами и обычаями, лишь во сне разобрался, что к чему? Почему лишь в бреду припадка ему открылась связь между повешенным с реки Лейт и древним обрядом тройственной смерти?

      Эта мысль растревожила его и одновременно утешила. Возможно, Сэмюэл Портеус был прав, когда предположил, что его потерянные воспоминания надо искать в том же потустороннем царстве, в иномирье, куда переносят его сознание ночные приступы.

      Маккинли, констебль-кучер, как обычно, встретил Хайда у дома и отвез в участок. Как часто бывает в Эдинбурге, утро выдалось безрадостно ясным. Ледяной ветер, летевший со стороны реки Форт, полосовал воздух, подобно хирургическому скальпелю, отсекая всякое тепло от солнечных лучей. Утренний дым из тысячи каминных труб тянулся вверх, будто гигантские руки в серых перчатках растопырили