Провокатор. Д. Н. Замполит

дары разобрали, кто-то предложил устроить хоровод у роскошной пахучей елки, поставленной в кабинете хозяина. Мальчиков и девочек собрали в круг, Анна Николаевна, жена Шухова, заиграла на пианино чинную мелодию, хоровод двинулся и все запели «O Tannenbaum, o Tannenbaum, wie treu sind deine Blatter!» Я еще подумал, что довольно странно на русское Рождество петь немецкие песни, но мало ли у кого какие в семье традиции, дослушал до конца песенки и влез в круг со словами:

      – А теперь давайте что-нибудь наше! – и, не дожидаясь остальных, затянул:

      В лесу родилась елочка,

      В лесу она росла…

      Ну, подпевайте!

      Зимой и летом стройная

      Зеленая была!

      Но мне никто не подпел, и я замолк, недоуменно глядя на взрослых, которые с таким же недоумением смотрели на меня. Так, это что же получается? Вряд ли песня запретная, ее что, вообще не знают?

      – Миша, а что это за слова? – удивленно спросила Варвара.

      – Ну как же: «…метель ей пела песенку, спи, елочка, бай-бай, мороз снежком укутывал, смотри, не замерзай!» Никто не знает? – Н-да, попал, надо тщательней следить за языком. Пришлось выкручиваться. – Я слышал ее в детстве от родителей и был уверен, что это песня из России.

      Быстрее всех нашлась Анна Николаевна, она предложила пока разрешить детям натаскать гостинцев с елки, а мне выдать перо и бумагу, чтобы я записал слова, чем я и занялся, внутренне хихикая: надо же, «перепел Высоцкого»! Минут через десять, пока бегущий по пороховой нитке огонек зажигал разноцветные свечки на елке, я вроде бы вспомнил все куплеты, во всяком случае до финального, где «много-много радости детишкам принесла», записал их, напел мелодию Анне Николаевне, насколько это возможно с моим слухом, и вскоре сводный хор, сжимая в руках пару листков с текстом, под аккомпанемент пианино исполнил новогодний шлягер.

      Впечатление он произвел изрядное – младшее поколение в добытых из хлопушек бумажных колпачках даже бросило потрошить елку, на которой, помимо свечек, были развешаны пряники, бумажные цепи, посеребренные орешки, корзиночки с конфетами и многие другие столь сладкие детскому сердцу вещи. Дети внимательно выслушали песенку до конца, а потом потребовали исполнить на бис, уже с хороводом. Взрослые пропели «Елочку» еще раз и даже похлопали друг другу, а меня вдруг пробила ужасная мысль, что все эти милейшие люди и, что еще страшнее, малышня через двадцать лет будут голодать, уезжать в изгнание, идти на расстрел или расстреливать сами.

      Чтобы взять себя в руки и не портить праздник, я отошел к этажерке у окна кабинета и налил себе из графинчика стопку шустовского коньяка. Там же стояли шахматы и лежал ярко-красный журнал «Циклист», его-то я и начал листать, чтобы хоть как-то отвлечься. Подошел Шухов:

      – Да, знаете ли, увлекаюсь велосипедом и очень жалею, что сейчас невозможно кататься.

      – Отчего же, я вот каждый день катаюсь.

      – Вы? Как? – удивлению Шухова не было предела, что было вполне понятно. Холод, снежная