Песья Деньга – соленая река. Анатолий Константинович Ехалов

ночного городка

      Мы с Мишкой сидели на береговой круче широкой и привольной реки Сухоны и любовались природой.

      Над Сухоной догорал закат. Казалось, что на противоположной стороне реки за темной стеною соснового бора отсвечивал углями огромный костер. Но постепенно отблески его теряли свои краски, и река из нежно голубой и золотистой становилась все темнее и темнее, набирая иссиня черной густоты.

      Церкви здесь, походили на корабли парусники…

      Последний луч солнца вспыхнул на золотых крестах собора Вознесенья в полуразрушенном Спасо-Суморином монастыре и угас тут же.

      Старинный городок, почти сплошь деревянный, утопал в кущах садов и вековых деревьев, в большом обилии росших по улицам и скверам.

      В городке было много каменных церквей, гордо возвышавшихся над городскими крышами. На фоне быстро темнеющего неба было явственно видно, что все эти храмы похожи на корабли-парусники. Интересно, откуда в лесной глуши за тысячу километров до ближайшего моря-океана эта морская романтика?

      Тут поднялась из-за бора огромная луна, словно медный, надраенный до блеска поднос, и покатилась величественно по небосклону, отражаясь в темно-синих водах Сухоны.

      Скоро над куполами Вознесенского собора, зацепившись ручкой за утратившие золотое сияние кресты, засветился ковш Большой Медведицы. А в центре мирозданья ярко и призывно зажглась Полярная звезда.

      В городском парке на танцплощадке все еще играла музыка, но молодежь уже потянулась парочками по заросшим столетними липами улицам в поисках укромных мест. Мы решили было идти спать, но тут под берегом у самой воды послышался хруст галечника и шорох осыпавшегося песка.

      – Бе-е! Бе-е! – раздалось под берегом капризно.

      – Что, радость моя! – Отвечал ласково надтреснутый старческий голос. – Устал, Малютушка-то, козлик мой самолучший. Погоди, вот ужо дома будем. Водицей ключевой тебя напою. Палаты у тебя сенцом свежекошенным выстелю. Отдохнешь!

      Нам пришлось напрячь зрение, чтобы разглядеть происходившее внизу.

      Там, у самой кромки воды, копошилась маленькая, совсем крохотная бабуся. В одной руке у нее была крючковатая палка, в другой она держала на веревке беленького козлика.

      – Вот погодит-ко ужо фонарик достану. – Продолжала она разговор с козликом. – А то темень такая, так и входа не найду.

      Вспыхнул внизу огонек и почти сразу пропал. Пока наши глаза привыкали к темноте, бабуся с козликом исчезла, словно испарилась.

      – Что за чудеса? Показалось, что ли? – Повернулся ко мне в недоумении Мишка. – Нет их на берегу ни выше, ни ниже по течению. Такое ощущение, что бабуся сквозь берег просочилась.

      – Еще одна загадка, – согласился я.

      – А я чувствую, что таких загадок здесь будет много. – Подытожил Мишка.

      Луна была высоко, и в призрачном свете ее городок стал совсем сказочным. Темные очертания церквей и колоколен, похожих на корабли парусники, создавали впечатление, что мы находимся в какой-то средневековой морской гавани. Казалось, что настанет утро, прозвенят корабельные рынды, и эти корабли – храмы снимутся с якорей и уплывут туманными ложбинами в неведомые далекие края.

      И тут я увидел, как в темноте мелькнул на городских улицах белым пятном уже знакомый нам козлик. Одетая в темную жакетку бабуся, видимо, сливалась с окружающим пространством, и я слышал только ее голос:

      – Поспешай, поспешай, Малюта. На-ко, вот тебе корочку хлибца…

      – Бе-бе! – Благодарно отвечал козлик.

      – Тебе бы, Малюта, не козлом вдругорядь родиться, так верно снова бы на большом правлении был. Вишь, выходка-то у тебя, точно у боярина родовитого. – Бабушка разговаривала с козликом, как с человеком.

      Я засмеялся. Но Мишка был серьезен.

      – Как они очутились в городе? Только что были под кручей. Уму непостижимо. – Сказал он озабоченно.

      Не сговариваясь, мы двинулись вслед белому пятну, быстро удалявшемуся в сторону монастыря. Скоро, перейдя деревянный мосток через речку со странным названием Песья Деньга, мы оказались у величественной, хотя и изрядно побитой временем, осыпающейся монастырской стены.

      И тут снова вспыхнул огонек, выхватив из темноты и козлика на веревке, и крохотную бабусю в черной жакетке, и снова мир поглотила мгла.

      Через минуту зрение вернулось, но ни козлика, ни бабуси уже не было. Мы беспомощно озирались по сторонам… Ни звуком, ни шорохом не выдала себя эта странная пара. Словно их никогда не было здесь.

      Мы постояли еще, вслушиваясь в тишину. И тут где-то в неведомых глубинах под монастырской стеной раздался низкий металлический скрежет, словно кто-то открывал тяжелую кованую дверь. И от этого скрежета тело мое будто оцепенело, а душа заледенела. Я с трудом овладел собой.

      – Ты слышал, Мишка? – спросил я свистящим шепотом.

      – Жуть какая-то! – Отвечал Мишка одеревеневшим голосом. – Идем лучше обратно.

      И