Затерянная кровь. Катерина Траум

реувеличенно тоскливым тоном слова ещё шумели в затылке, скрипели пеплом на зубах. Бриллиантовый обод до боли сдавливал виски, и сейчас леди в карете ощущала себя совсем не дочерью богатейшего герцога Афлена, а использованной тряпкой, выброшенной за забор под копыта проезжим лошадям.

      Только дышать. Обнять себя за плечи и дышать глубже, с каждым вдохом пытаться забыть печальные малахитовые глаза. Лживые до самого дна.

      Вы бы и сами не захотели этого брака, зная, что я буду думать лишь о ней. Она спасла мне жизнь.

      Грязная ведьма. Помойная кхорра, неведомым чудом запустившая когти в сердце кронпринца. Её, её кронпринца! А ведь совет предупреждал: не к добру затянута свадьба, ох, не к добру! Преторам нужны были деньги её отца, Казеру – молодое и красивое тело, а сама она как полная дура, как сопливая девочка, наслушавшаяся сказок о любви, верила в искренность чувств. Что заглядывающий к невесте в спальню до свадьбы жених просто хотел познакомиться поближе. Что обряд – формальность, и нет разницы, состоится он до королевской охоты или после…

      Миледи Хэссекская, я безумно сожалею, что между нами всё успело зайти столь далеко… Клянусь, это не станет препятствием для другого брака, я лично позабочусь, чтобы у вас был достойный супруг.

      Грязь, грязь и ложь – Елене чудилось, что она облеплена этим как дурная осенняя муха, влетевшая в навоз. Она безупречно держала лицо и не дрогнула ни единой мышцей, пока предатель её маленького и уже растоптанного девичьего сердца вновь просил прощения.

      Засунь их себе в глотку и подавись.

      Сдохни.

      Заткнись навсегда.

      Даже находясь в карете в обществе двух скорбно молчащих фрейлин, Елена сидела с гордо выпрямленной спиной и не позволила ни слезинке проступить на глазах. Она безразлично смотрела в окно на проплывающие мимо столичные улицы, прекрасно зная: больше ноги её не будет в Велории. Никогда. Не после столь громкого, отвратительного унижения. И наверное, в лёгких сжималось бы от боли и обиды капельку меньше, если бы отказаться ото всех мечтаний пришлось во благо страны: защищая Афлен политическим союзом от войны, отдавая своего кронпринца какой-нибудь тиберийской принцессе…

      Но её, графиню Хэссекскую, прекрасную Елену, богатейшую невесту и до приезда в Велорию – чистейшую в своей невинности – променяли на дочь рыбака. На простолюдинку. На ведьму.

      Чтобы не выдать, как к горлу подкатил комок тошноты, пришлось спешно прижать к бледным губам платок. На колени вдруг выпал из него маленький круглый железный амулет, испещрённый кривыми рунами. Похожий на древнюю монету, только посредине мигнул алой каплей рубин. Елена спешно сгребла его в кулак, пока не заметили фрейлины.

      Она не верила в магию. Детские сказки. Но монетой с ней поделилась старая, ушедшая в безвременье этой весной няня. Перед самой смертью она сказала, что монета исполнит любое желание, если попросить – и в тот день беспечная черноокая красавица Елена лишь улыбнулась, ведь у неё было всё, что только возможно желать.

      Всё сильнее сжималась в ладони монета, пока рубин не впился в кожу до болезненной вмятины. Прикрыв глаза, графиня Хэссекская в последний раз позволила себе представить лицо уже-не-своего кронпринца. Волевой подбородок, малахитовый блеск радужки и светлые волосы, губы, ночами шептавшие её имя с восхищением.

      Теперь картинку словно залило тьмой. А может, она просто прозрела.

      «Я проклинаю тебя, Казер Воскрешённый. Тебя и весь твой гнилой род. Я обещала тебе сына, но ты уже не узнаешь, что я осталась верна своим клятвам. А у тебя… у тебя сына не будет никогда. Ты похоронишь столько своих детей, что никакое вино не зальёт твоё горе».

      Карета с киркой и самоцветом на дверце неспешно покинула Велорию. А после город ещё неделю заливали ледяные дожди.

      1. Семья

      Она обнимает меня ласково, но крепко – как умеют только мамы. Наверное: мне-то откуда знать? Шлейф уютного тепла всё не заканчивается, и я подобно слепому котёнку утыкаюсь носом ей в шею. От кожи пахнет осенним лесом.

      – Всё должно было быть не так. Моя девочка, ты не должна была стать живым мертвецом…

      – Тогда почему же стала?

      Нет, я и не думаю её укорять, и всё же обида как песок на языке – шершавая, скрипучая. Колет влагой глаза.

      – Потому что, когда я исчезла, тебя никто не отогрел. Не научил любить… не показал, как. Ты с рождения была окружена только ненавистью. Как было бы проще, если бы хотя бы ты сама себя полюбила, – горьковатый приглушённый голос растворяется в свисте ветра, и я вздрагиваю всем телом…

      Вздрагиваю и просыпаюсь. Резкий вдох опаляет глотку жаром раскалённого воздуха.

      – Тише, не дёргайся так, – тут же успокаивающе велит Анвар, теснее прижимая меня к своей груди и не дав свалиться из седла. – Поспи ещё немного, мы скоро будем на месте.

      Откашливаюсь, протестующе мотаю головой. Сажусь прямей, потирая слезящиеся от яркого солнца глаза. Рассеянно поправляю плотную мантию, защищающую меня от жары и пыли.

      – Напомни