Книга Государя. Антология политической мысли. Отсутствует

презренные рабы – потому что сами не желают быть свободными. Таким образом им приходится считать добрыми гражданами одних, но общаться с другими.

      Конечно, и тиран должен любить свой город, потому что без города он не может ни жить, ни пользоваться благополучием. Но положение заставляет его осуждать свой город. Для тиранов неприятно видеть граждан храбрыми и хорошо вооруженными; они рады, когда их наемное войско сильнее граждан, и отсюда они берут телохранителей. Наконец, тиран не сочувствует гражданам и тогда, когда в хорошее лето бывает обилие всякого добра[42]: он думает, что, когда граждане беднее, тогда и покорнее.

      Я желаю указать тебе, Симонид, и на те удовольствия, которыми пользовался, когда был простым человеком, но которых лишился, став тираном. Я с удовольствием бывал в обществе сочувствующих мне сверстников, с удовольствием, когда желал, оставался один, на пирушках часто засиживался до забвения всех неприятностей человеческой жизни, нередко сам себя забывал в песнях, забавах и плясках, порой мы предавались полному наслаждению. Но теперь, имея товарищами вместо друзей рабов, я лишился этого сочувствия, лишился приятного общества, потому что нигде не вижу преданности; а попойки и сна боюсь как засады. Страшиться толпы, страшиться уединения, неосторожности и опасаться самих стерегущих, желать иметь при себе безоружных и без удовольствия глядеть на вооруженных, не есть ли это мучение? Еще: верить более наемникам, чем гражданам, варварам более эллинов, стремиться иметь свободных рабами, а рабов быть вынужденным делать свободными, не кажется ли тебе все это признаком души, растерявшейся от страха? А этот страх не только находится лишь в душе и тяготит только душу, но он сопровождает и отравляет все удовольствия. Если ты, Симонид, бывал на войне и стоял вблизи неприятельских рядов, то припомни, как ты брался тогда за хлеб и каким спал сном. Что тогда было для тебя мучительно, то теперь для тиранов еще мучительнее, потому что тираны видят врагов не только в противной стороне, но повсюду.

      СИМОНИД. Некоторые твои слова, Гиерон, прекрасны. Действительно, война ужасное явление, но все-таки в походе мы можем поставить стражу и спокойно вкушать обед или сон.

      ГИЕРОН. Конечно, это так; потому что там еще за вас бодрствуют законы, так что стража боится и за себя, и за вас; но у тиранов стража по найму – все равно как жнецы на поле. От стражей можно требовать только одного – чтобы были верны; но найти между ними одного верного гораздо труднее, чем множество работников на какое угодно дело, особенно из-за того, что они живут ради денег и им предоставляется возможность, убив тирана, за короткое время получить их гораздо больше, чем за продолжительную службу. А если ты завидуешь, будто мы особенно можем благодетельствовать друзьям и карать врагов, то и это далеко не так. В самом деле, можно ли делать добро друзьям, когда знаешь, что тот, кто больше от тебя получит, с большей охотой старается скорее уйти с твоих глаз; потому что, пока он

42

То есть урожая.