Три века с Пушкиным. Странствия рукописей и реликвий. Лариса Черкашина

рытия свершаются ныне, как правило, в архивах – и не только в государственных, но и в частных, фамильных. Архивные тайны – не фантазии, они реально существуют. Словно в доказательство собрания древних раритетов, подобно Балтийскому морю, время от времени «выплескивают» на отмели янтарные «самоцветы»: неведомые рукописи, письма, документы… Архивы обладают невероятной магической силой. Власть подлинного документа завораживает.

      Архив не отпускает, он, как живое существо, подбрасывает новые загадки, поддразнивает, увлекает в свои дебри, кружит. И не сойти, не свернуть с архивной тропы… В собрании древностей можно увязнуть или «зарыться», по признанию самого Пушкина, на месяц, а то и на полгода!

      Архивы схожи с античными Помпеями: свои раскопки, свои археологи-архивисты и огромный нетронутый исторический пласт! Ведь и древний город, погребённый под пеплом на целые тысячелетия, откопан всего лишь на треть. И как тут не вспомнить Пушкина, его шутливое признание жене: «Жизнь моя пребеспутная! Дома не сижу – в Архиве не роюсь». Замечу, поэт пишет слово «архив» уважительно, с прописной буквы!

      Важно, сам Пушкин ценил магию неведомого подлинника: «Всякая строчка великого писателя становится драгоценной для потомства. Мы с любопытством рассматриваем автографы, хотя бы они были не что иное, как отрывок из расходной тетради или записка к портному об отсрочке платежа. Нас невольно поражает мысль, что рука, начертавшая эти смиренные цифры, эти незначащие слова, тем же самым почерком и, может быть, тем же самым пером написала и великие творения – предмет наших изучений и восторгов».

      Знаковое откровение! Древняя грамота, летописная страница или стародавний царский указ – для поэта «предмет… изучений и восторгов».

      Вспомним, как посмеивался Пушкин над иностранцами-дилетантами, писавшими о незнаемой ими русской жизни. Даже над любимым Байроном: его герой едет русской зимой «в Петербург в кибитке, беспокойной повозке без рессор, по дурной, каменистой дороге». И справедливо пенял знаменитому шотландцу, никогда не видевшему России: «Зимняя кибитка не беспокойна, а зимняя дорога не камениста». Потому-то Пушкин и отправился в Погорелое Городище, чтобы воочию увидеть край земли, соединённый с судьбой одного из его предков.

      История та восходит к XVII веку, к Смутному времени. В декабре 1826-го по пути в Москву Пушкин посетил небольшое селение Тверской губернии Погорелое Городище. Поэт заехал в старинный посад, который некогда оборонял Гаврила Пушкин, с целью разыскать фамильные документы, уцелевшие с тех далёких времен. В 1617 году, когда войска польского королевича Владислава в большой силе подступили к крепости Держиславль (так тогда именовался посад), воевода Гаврила Пушкин приказал её сжечь, но не оставлять полякам. Грамота, найденная поэтом, была жалована Михаилом Фёдоровичем, первым царём из Дома Романовых, в 1621 году и освобождала жителей сгоревшего посада от податей.

      «Нашед в истории одного из предков моих, игравшего важную роль в сию несчастную эпоху, я вывел его на сцену, не думая о щекотливости приличия… но безо всякой дворянской спеси» – так писал поэт о своём именитом предке в черновых набросках задуманного им предисловия к «Борису Годунову». Воеводе Пушкину суждено было стать одним из героев трагедии, имевшей небывалый успех: «Он был всем, чем угодно, даже поджигателем, как это доказывается грамотой, которую я нашёл в Погорелом Городище – городе, который он сжёг…»

      Ставшие хрестоматийными пушкинские строки: «Гаврила Пушкин – один из моих предков, я изобразил его таким, каким нашёл в истории и в наших семейных бумагах. Он был очень талантлив – как воин, как придворный и в особенности как заговорщик».

      Не случайно Александр Сергеевич как-то признался: «Я чрезвычайно дорожу именем моих предков, этим единственным наследством, доставшимся мне от них». И столь же светлое незапятнанное имя, как нетленное достояние, мыслил передать будущим потомкам. Пушкин пытался прозреть их будущность, надеясь и веруя, что та, «веков завистливая даль», будет ясной и безоблачной.

      Не случилось. Судьбы детей, внуков и правнуков поэта сложились подчас трагично. Как трагичен был и сам ХХ век, выпавший на их долю. Но важно, никто из них не посрамил память великого предка, никто не отрёкся, даже в изгнании, от любви к нему, а значит – к России.

      Фонд Манускриптов

      Как канарейки спасли «Петра Великого»

      На волю птичку выпускаю…

Александр Пушкин

      Три сестры из Лопасни

      Летом достопамятного XVII в Лопасне приключилась история, коей суждено было войти первой строкой в летопись Пушкинианы ХХ столетия! Как ни парадоксально, но свою лепту в «находку века» внесли обыкновенные… канарейки.

      Заповедная усадьба Лопасня-Зачатьевское, входящая ныне в подмосковный Чехов, имеет свою давнюю историю. Возведённый в середине XVIII века в стиле барокко усадебный дом, окружённый чудесным ландшафтным парком с живописными каскадными прудами, принадлежал некогда генералу Николаю Васильчикову, герою войны 1812 года.

      Жена боевого генерала Мария Петровна приходилась родной сестрой