Преторианцы. Сергей Вишняков

сказал, усмехнувшись, трибун шестой когорты Туллий Криспин. – Двенадцать тысяч – хорошие деньги!

      – Да тебе лишь бы деньги, Криспин! – возмутился Флавий Гениал. – Ты никогда по-настоящему не любил нашего доброго императора Коммода. Только подарки нравилось от него получать.

      – А за что мне его любить? – ответил Криспин. – Я с ним спать не собирался! У него для этого была Марция да еще свора любовников и любовниц. Я преторианец, у меня все просто. Если император хорошо платит, делает поблажки, подарки – это хороший император, я его чту и отдам за него жизнь, если не платит, пренебрегает – это плохой император, его стоит сменить. Умер Коммод и что ж? Жалко. Но на то воля богов. Надо думать, как нам жить при новом императоре.

      – Я, как и вы, скорбел о Коммоде! – продолжал Лет. – Я, не будучи преторианцем, удостоился чести стать вашим префектом! Я до сих пор скорблю о нем. Коммод уважал Пертинакса, делил с ним консульство, считал его своим другом. Кто еще, как не Пертинакс, мог и должен был наследовать Коммоду? Но новый император, заняв палатинский дворец, оказался совершенно плененным властью. Он опьянен и покорен ею! Власть сделала его глухим, несговорчивым! Но я напоминал, напоминаю и буду ему напоминать, чьими стараниями он сидит на троне. Я верю, честный, справедливый человек, каким всегда был Пертинакс, обязательно восторжествует над собой.

      – Как много громких, высоких слов, – пробормотал тихонько Флавий Гениал. – Именно такими патетическими словами ты и добился у Коммода назначения префекта претория.

      – Но есть люди в окружении Пертинакса, которые направляют его путем гордыни, – продолжал Эмилий Лет. – Это они советуют ему не слушать меня, забыть про гвардию и опираться только на сенат.

      – Кто? Кто эти люди?! – воскликнули трибуны.

      – Эклект, ставший управляющим императорским дворцом. Хитрый и коварный льстец. Он воровал у Коммода сокровища, постоянно спаивал нашего любимого императора! А сейчас Пертинакс в своей доброте приблизил его к себе, и дурное влияние этого грека сразу же сказалось.

      – Эклект воровал у Коммода сокровища? – недоверчиво спросил трибун седьмой когорты. – И как же он остался жив?

      Однако эта реплика осталась без внимания остальных трибунов, с интересом слушавших своего командира.

      – Эклект был в тот день на Вектилианской вилле, когда Коммод умер. Наверняка он опять спаивал его, и именно это вызвало апоплексический удар.

      – Всем известно, что Коммод затеял оргию в последний день года, – сказал трибун Туллий Криспин. – Но там было много его любовников и любовниц, то есть, я хочу сказать, пили много и без участия Эклекта. Я не защищаю этого грека, не подумайте, друзья. Просто говорю, что очевидно.

      Эмилий Лет, не обращая внимания, продолжал свою линию:

      – Когда все закончилось и Коммод выгнал участников оргии с виллы, там осталось немного людей. Эклект, Марция, Нарцисс и рабы. Эклект сам мне говорил, как он потом пил с Коммодом, хотя тому стало плохо. Коммод еще сильно разгневался на Марцию.