Шрам. Элис Бродвей

бока не отлежишь.

      Окон нет, и, взбивая подушки, я с трудом соображаю, который сейчас час. Рядом с Лонгсайтом время всегда течёт очень странно.

      «Долго ли мы сегодня разговаривали? Несколько минут? Или целый час? Как я устала…» Ведь мы с Галл всю ночь пробирались по лесу, в город пришли на рассвете.

      «Бедняжка Галл, – закрыв глаза, я думаю о ней. – Она сейчас совсем одна, быть может, в тюрьме. Или в больнице, – нашёптывает злобный голосок. – Или мертва. Нет. Лонгсайт обещал, что с ней ничего не случится. По крайней мере… пока».

      И я отчаянно цепляюсь за эту мысль.

      От стола Мел доносится шелест бумаги, карандаш, убаюкивая, скребёт по странице. И я засыпаю.

* * *

      Мне снится, что настала ночь. Кто-то зовёт меня по имени. Я бегу на звук, но никак не могу приблизиться к тому, кто зовёт на помощь. В спину мне впиваются острые пальцы, я бегу изо всех сил, но никак не могу вырваться, спастись. Преследователи не отстают, и я оборачиваюсь, чтобы взглянуть им в лицо. У них серая кожа, сквозь трещины в которой пробиваются лучи света. Я будто смотрю на разбитые глиняные фонари, испускающие свет. Их пальцы хватают меня и царапают, как сухие ветки, и я не знаю, бороться ли с ними или сдаться, сделать их трещины шире, выпустив больше света, или залепить те, что есть, закрыть путь ярким лучам. Там, где меня коснулись, моя кожа сереет. Однако боюсь, что во мне свет не разгорится.

* * *

      Я просыпаюсь от собственного крика.

      – А ты ворочаешься и бормочешь во сне, – говорит Мел из-за стола и придвигает к себе книгу.

      Я отправляюсь в ванную, чтобы умыться. Заодно приподнимаю майку и разглядываю себя в зеркало. С тех пор как в Фетерстоуне меня цапнула собака, следы от укуса, кажется, ползут дальше. Ну конечно, по животу змеятся тонкие полоски – страшный знак будто просится наружу. Стараясь стереть тонкие линии влажным лоскутом мягкой ткани, в глубине души я понимаю, что ничего не получится, новый рисунок выступит на моей коже, как когда-то появился знак вóрона. С особыми метками так и бывает.

      В кабинете разлит приятный, умиротворяющий аромат. Кожа Мел, натёртая цветочными маслами, благоухает розами, полевыми травами и лавандой. Книги на полках и на письменном столе будто дышат – ведь их так часто рассматривают и оставляют лежать с раскрытыми страницами, глядящими в небо. Я сажусь, распрямляю спину и смотрю, как работает Мел.

      Сдвинув брови, рассказчица склонилась над книгой из кожи, каштановые завитки в беспорядке рассыпались по плечам, высвободившись из тисков заколок. Перед Мел не просто книга, а страницы из кожи рассказчика. На телах рассказчиков записывают только священные истории, на описание судьбы самого рассказчика места не хватает.

      Судя по всему, эту книгу Мел взяла в потайной комнате на чердаке, под самой крышей музея, где однажды побывала и я. Неужели когда-то рассказчица так мне доверяла, что даже привела в самое сокровенное, священное место? Тогда я будто оказалась в другом мире. Имён рассказчиков мы не помним, они не звучат на поминальных чтениях, их не почитают и не вспоминают родственники,