Радуница. Андрей Антипин

боженька, испаскудилась небесная канцелярия!»

      – Так ведь ей тоже платить надо! И капитану этому, на чью баржу грузили, и грузчикам, и надзор какой-то есть, наверное. Да и там, в Якутске, тоже без копейки никуда. Тем же шоферам – отстегни, не на своей же горбушке она эти мешки пёрла на рынок… То на то и выходит!

      – Я согласный, не по одной цене! У них там жизненные условия и прочее. Но и с зубов шкуру драть – разве правильно? Девятьсот рэ прибытка – не хрен собачий! Вот тебе и коммерция…

      Уж в чём-чём, а в этом-то Никита был согласен с отцом. Он тоже не переваривал Кожубечиху – толстую бурятку, доярку с фермы. У неё была красивая дочь Настя, а с её сыном Алдаркой он даже играл, пока они не уехали в Ростов. У Алдарки первого на селе завелись настоящие джинсы и аляска (куртка такая). Возле него хороводились другие ребятишки, потому что Алдарка всегда был при жвачках, а мог и американским шоколадом угостить. Правда, не за так. Сын Кожубечихи завёл моду: лень ему чистить стайки – назовёт пацанов, насулит жвачек, да ещё и командует. Он и с Никитой хотел поступить так же, и Никита даже согласился. Но когда Алдарка стал и на него покрикивать, Никита толкнул его в навоз, а сам ушёл домой. Кожубечиха вскоре нарисовалась – глаза навылупку, в руках – Алдаркина грязная куртка, из пасти слюна летит, как у бешенной собаки… И Никита, глотая слёзы (схлопотал от матери), битых полчаса корпел над тазом, шоркал да отжимал, а когда стемнело, вывесил куртку на забор, стесняясь идти к Кожубеевым. С того случая Алдарка стал ещё больше задаваться и за жвачки, за шоколадки (а чаще за пустые обещания) переманил на свою сторону и навострил против Никиты некоторых его друзей. Они даже пытались взять штурмом поленницу, куда Никита залез с батареей из снежков, но Никита уронил на голову Алдарки полено – и Кожубечиха прискакала опять…

      Ещё Антонина Сергеевна не закончила с вечерней посудой и Владислав Северянович не загасил окурок, а Никита уже твёрдо усвоил, что его мама встала на путь коммерции и по ней (по маме) скоро тюрьма заплачет, а по ним (то есть по Никите и Владиславу Северяновичу) – голодная смерть. Нет, Никита не подслушивал! Просто слова Владислава Северяновича вспухли тугими пузырями и, заскрипев от тесноты вложенных в них страшных смыслов, лопнули, как огромный жвачный шар, прогремев по всей квартире:

      – По миру хочешь отправить?! Так давай, лебези перед своей… бабкой-коммерсанткой!!!

      Чу! Старуха-грибница нашла своё настоящее имя, как будто и в самом деле назвалась груздём и в кузовок полезла.

      О, старушка оказалась ничего себе!

      Она (присев на табуретку, лепетала Антонина Сергеевна) вышла на пенсию, вместе с другими пенсионерками наладилась торговать семечками, грибами, ягодами… Скопив деньжонок, арендовала место в супермаркете («Открыла лавочку!» – определил Владислав Северянович), стала ин-ди-ви-ду-аль-ным предпринимателем («торгашом!»). Спустя год-другой ушла из-за прилавка и наняла продавца, соображая масштабнее, замахнувшись вести торг по всему району. Для этого она ездила по деревням («дураков облапошивать!»),