В джазе только чижик-пыжик. Татьяна Луганцева

титула и всевозможных привилегий, с ним связанных. Яну как раз все это никак не интересовало. Она согласилась подписать все бумаги, по которым ни на что материальное не претендовала, а просто становилась матерью для Насти, которая во все свои права и владения вступит лишь с наступлением совершеннолетия и станет чешской принцессой, княжной, продолжательницей старинного рода Штольбергов. А ее приемная мать, то есть Яна, может пользоваться всеми этими вкусняшками, жить в замке, тратить содержание Карла Штольберга, выделенное в большом количестве на дочь и Яну. Он ведь успел и завещание составить. А вот продавать что-либо из доставшегося наследства и передавать третьим лицам она, по настоянию чешских властей, не может. Яна с радостью подписала бы что угодно, лишь бы Настя уже осталась с ней. Так и получилось. Насте семь лет. Еве годик с небольшим.

      – Ты же знаешь, что Агриппина Павловна и няня вполне справятся, посидят с девочками, приглядят, – сказала Валентина Петровна.

      Иногда Яна просто поражалась наивности своей матери.

      – Понятно, что моя Агриппина Павловна, моя любимая и единственная домоправительница, сделает для меня все. Она помогла… Да что там! Вырастила Вову! Давай теперь навалю на нее еще и моих девочек!

      – Яночка, ну, это пару недель, ну, месяц!..

      – Месяц? – округлила свои большие голубые глаза Яна. – Ты серьезно? Ты со мной не сидела! Многие так делают, и родителей не винят. Они дорастают до ума и истинного материнства только на внуках и отдают тот долг, что до конца не смогли отдать на детях. А ты? Бабушка! Нет, ты не хочешь посидеть с внуками, ты у меня звезда и актриса до конца! До гробовой доски! – пафосно закончила она.

      Валентина Петровна правой рукой изобразила какой-то нервный тик и молча вышла из комнаты. Яна закатила глаза, понимая, чем все это грозит.

      – Мама! Ну, постой! Куда ты?

      Она поволоклась за матерью в кухню, где и нашла ее, тихую, сгорбленную, маленькую, протирающую марлей, смоченной водой и, явно, своими горькими слезами, жирные колючие листья алоэ. Периодически она морщилась от уколов растения, но продолжала мучиться.

      – Мама, прекрати!

      – Ты не любишь меня.

      – Люблю.

      – Я многого тебе недодала.

      – Ты дала даже больше, чем мне надо было.

      – Издеваешься? – хмыкнула Валентина Петровна.

      – Немного… Я понимаю, что это такое – уйти с роли в театре, уйти совсем. Извини, я понимаю.

      – Правда? – обрадовалась Валентина Петровна. – У меня есть шанс стать хорошей бабушкой?

      – Скорее, бабушкой-праздником! Девочки тебя обожают. Всегда рады, – успокоила ее Яна.

      – Яна, ну, у них, у Евы, есть и другая бабушка… И отец! Мотается в Москву каждые выходные, туда-сюда, словно маятник. Долго ты над мужиком издеваться будешь?

      – Не знаю, мама… Перегорела как-то… Я так полюбила его, впервые захотела выйти