Промысловые были. Михаил Тарковский

От промблема-то, едрим-ть.

      – Да ково двух? Будут задами толкаться. Еще и соболя стопчут.

      Тут Желна очень веско и медленно откашлялся и с паузами отмерял:

      – Олень никогда не одавит однерку. Нолевку куда не шло. Еще какая пружина. А однерку… ни в жись. – И презрительно замолк.

      – Да я че и говорю, – сказал Второй Трехпал, – нолевку да, согласен. А все что больше – только сохатый.

      – Мужики, – снова вступил Желна, будто не слыша и не признавая, что про лося застолбил Второй Трехпал. – Не пойму я вас, че вы хреновиной занимаетесь. Сюда наа сохатого, бычару сыто́го. Тот одавит. А так бесполезно. Ладно, я полетел.

      – Да погоди, полетел, – возмутился Федя. – Там вот край тундры след был вроде свежий. Слетай глянь – может, там он.

      – А мне это наа? – презрительно сказал Желна. – Сопли с вами морозить.

      – Слышь ты, долбень, – вышел из себя Федя. – Ты языком своим липучим можешь хоть сколь молотить, а я те дело говорю: будь другом, слетай. А я тебе помогу, глядишь.

      – Да чем ты мне таким поможешь? – кобенясь, затянул Желна.

      – Ой, невозможно, мужики! – закричала Соболюшка – С вами точно заколеешь, пока договоритесь! Ой, пропадаю! Спасите-помогите-замерзанье!

      – Она дело говорит. Совесть-то поимейте. Я тебе расска… – Он снова обратился к Желне, но Второй не выдержал:

      – Да давай я сгоняю. Этот вечно… – кивнул на Желну. – Только языком…

      – Мурашей стращать – поддакнул Первый.

      – Сгоняй, а я тебя научу, как, например, в ловушки не попадать. А то я знаю, вашего брата сильно много в кулемках гибнет.

      – Да лан, разберемся, – крикнул Второй и улетел.

      Минут через десять он вернулся и сказал, что в осиннике стоит сохатый, «здоровенный бычара, рога, как лопаты, еще и фырчит».

      – Сиди, – сказал Федя Лапке, – щас все сделаем. Главное, не дрыгайся – лапу загубишь. – И побежал, слыша удаляющийся разговор:

      – Олень никогда не возьмет «однерку»…

      – Да ба-рось ты. От у нас в запрошлом году…

      Желна никуда и не двинулся.

      А Федя увидел картину. Здоровенный сохатый стоял и несмотря на мороз лызгал упавшую осину. Аккуратные свежие бороздки украшали оливковый бок. Рога Сохатого были великолепны, в пупырышках, желтые в лопате и буро опаленные с боков на отростках.

      – День добрый, хозяин! – солидно сказал Федор совсем из-под низу.

      – Смотри, как обрабатываю, – не поворачивая головы ответил Сохатый откуда-то сверху. Потом отошел и посмотрел на расстоянии. Темно-коричневый, он весь колыхался, ходя ходуном, поднимая длиннющие белые ноги, словно они были на веревках – штанги какие-то, враз и не переставишь.

      – Нормально. Слушай, помоги тут, а я тебе расскажу, где соль взять.

      – Я все-гда го-во-рю, ххэ, – очень неторопливо и веско говорил Лосяра с придыханием – Что все дело в инструменте, ххэ. Если путний инструмент… – И он снова полоснул кору. – То что мороз, что не мороз. Один леший.

      «С таким мастером она точно загнется», – подумал