Жизнь на общем языке. Татьяна Алюшина

рано, у тебя же выходной день? – поинтересовалась бабушка, выбрав из разложенных на тарелочке фруктов засахаренный ананас и откусывая кусочек. – Даже Роберт Ромуальдович еще спит.

      – Кхмф-ф… – донесся из прихожей неодобрительный, невнятный возглас на слова Софьи Михайловны.

      – Ну или дремлет, – чуть поведя бровью, скорректировала утверждение бабуля.

      – По-моему, его высочество чем-то недоволен? – усмехнулась Клава.

      – Немного. Мы с ним не сошлись во мнениях по одному вопросу, – ответила туманно Софья Михайловна, сделала глоточек кофе и снова откусила немного сладости.

      – Кхм-кхым… – в бурчливо-осуждающих тонах прокряхтел объект их обсуждения из прихожей.

      – Так что ты поднялась-то в такую рань? – повторила свой вопрос бабуля, проигнорировав все эти кряхтенья и ворчанья.

      – Да такая фигня замороченная приснилась, – пожаловалась Клава, заливая водой размолотый кофе в большой турке, – напугала, просто ужас какой-то.

      – Настолько неприятный сон? – поинтересовалась Софья Михайловна, запивая лакомство глотком кофе.

      – Настоящий кошмар, – призналась Клава. – Подскочила вся в холодном поту, словно вырвалась от смерти.

      – А что конкретно тебе приснилось? – заинтересовалась бабуля.

      – Не, булечка, ну на фиг, – торопливо отмахнулась двумя руками Клава, – даже вспоминать не хочу. Брр… – передернулась всем телом она.

      – Такой тяжкий кошмар? – удивленно приподняла брови бабуля.

      – Да какой-то просто треш голимый, – все жаловалась Клава.

      – Как я понимаю, твое высказывание можно перевести с вашего сленга на литературный язык как «нечто страшное, до ужаса»? – уточнила Софья Михайловна.

      – Совершенно верно, – подтвердила Клава.

      Подхватила с конфорки турку с зашипевшим пенкой кофе, перелила напиток в свою чашку, добавила сливок, размешала и, поставив на стол, устроилась напротив бабули, в своем любимом кресле у окна. А потом оповестила:

      – И, посчитав себя серьезно потерпевшей от ночных кошмаров, я решила компенсировать этот стресс, дозволив себе сегодня всяческий разврат!

      – Шампанское, джаз и бурный роман с незнакомцем? – уточнила степень разрешенного «разгуляева» бабуля, поджимая губы, чтобы сдержать улыбку.

      – Э-эх… – вздохнула преувеличенно досадливо Клава. – Увы, но нет, не по моим трудовым подвигам размах. Я как тот партработник из старого анекдота, что рассказывал дедуля: «Хотел подскочить, обличить, высказать свое гневное возмущение и несогласие, но удалось только приподняться, громко «пустить ветры», испортив воздух, и сесть обратно». Дальше игнорирования косметических втираний-растираний – и прически иже с ними – и обещания побаловать себя куском медовика приличных размеров и манговым десертом мое бунтарство не распространилось.

      – Никакой фантазии, – пожурила Софья Михайловна, – и это у молодой девицы в тридцать с небольшим