Фрида. Аннабель Эббс

радость от времени, проведенного с Отто. Наверное, так чувствует себя сбежавшая канарейка, когда возвращается в клетку. Питают ли ее сила бунта, радость парящего полета, даже когда она возвращается в плен? Или птица поет, потому что осознала свои возможности, и у нее внутри теплится окрыляющая надежда сбежать вновь? Фрида вспомнила о поездке в Амстердам, запланированной Отто, и подумала о ребенке, который, быть может, уже растет в ее утробе. По телу пробежала дрожь, и на секунду она почувствовала такую легкость, что схватилась за сиденье стула, чтобы не улететь.

      – Что интересного в Мюнхене, кроме военного могущества кайзера?

      Эрнест неторопливо отхлебнул воды. Фрида подумала, что у нее есть шанс. Возможно, если она познакомит мужа с новыми идеями, заполонившими Германию, он изменится. Как Эдгар. По крайней мере, будет с кем поговорить. «Мужайся!» – произнес внутренний голос. Она сделала глубокий вдох, как перед прыжком в пропасть.

      – Ты слышал о докторе Фрейде? О его идеях говорит весь Мюнхен.

      – И чем же прославился этот доктор? Нашел наконец лекарство от брюшного тифа?

      – О нет, все значительно интереснее. Он исследует наши подавленные чувства, неудовлетворенные желания и побуждения.

      – Что-что?

      Эрнест напрягся и поставил стакан на стол.

      – Побуждения, которые мы загоняем внутрь. Потребность любить. Доктор Фрейд считает, что мы все это бессознательно подавляем.

      Фрида говорила спокойно и уверенно, надеясь, что с ее помощью Эрнест преодолеет многочисленные наслоения ограничений, которые управляют его жизнью. Возможно, увидит наконец, кем она была и кем стала. Нельзя продолжать этот фарс, в котором она играет чужую роль. Несправедливо по отношению к обоим. Особенно если появится еще один ребенок, ребенок Отто. Сможет ли Эрнест проявить такую же щедрость и благородство, как Эдгар по отношению к Элизабет?

      – А еще в Мюнхене много вегетарианцев. Они не едят мяса, – переменила тему Фрида, надеясь, что эта встретит лучший отклик.

      – Распогодилось. Погуляй с детьми после обеда.

      Эрнест так крепко сжимал вилку и нож, что побелели костяшки пальцев.

      – Я хочу пойти к ручейку с рыбками, у меня есть банка из-под варенья, – восторженно закричала Барби. – Пожалуйста!

      – Конечно, meine Liebling. Обязательно пойдем!

      Фрида схватила Барби на руки и уткнулась носом в мягкие пушистые волосики. Исходивший от них запах сирени и мокрой травы успокоил ее сердце. Как только дети вышли из-за стола и отправились одеваться, Эрнест повернулся к ней.

      – Ты находишь это уместным, Фрида?

      Она отодвинула тарелку в сторону и спрятала руки под стол. Пальцы сжимали салфетку, лежащую на коленях.

      – Ты же сам спросил, Эрнест, о чем говорят в Мюнхене. Там говорят о наших самых глубоких стремлениях и подавленных желаниях.

      Она попыталась поймать его взгляд, но муж смотрел на спецовник. А когда заговорил, его голос был сдавленным и напряженным.

      – Мы больше не будем вести никаких разговоров об идиотских сексуальных идеях этого доктора. Ни за ужином, ни в гостиной, ни в спальне.

      Фрида