Пушкин, помоги!. Валерий Печейкин

Бог». Мне кажется, Бог задумал Достоевского, чтобы мы не убивали старух, а любили друг друга.

      Для меня как для школьника Достоевский был одним из тех «воображаемых друзей», с которыми можно поговорить обо всём. И прежде всего о том, что ты «не такой как все». Мои одноклассники не читали книги, а я читал. И в книгах Достоевского открывалась картина мира, который я видел вокруг. Это мир, наполненный садизмом, безумием, перверсиями, сексом, топорами, иконами, чертями, небом, студентами, старухами[15].

      По поводу последних. Помню, как вскоре после открытия в Москве станции метро «Достоевская» я приехал на платформу, чтобы посмотреть, что получилось. Увидел, что по всей станции расположены мозаики со сценами из романов писателя. Была там, конечно, и картина из «Преступления и наказания». Возле неё стояла пара как будто из «Бедных людей»: престарелая мать со взрослым сыном-инвалидом. Они, прижавшись друг к другу, смотрели, как Раскольников замахивается на старуху топором. Приехал поезд, высадил пассажиров, взял новых. Уехал, унося грохот в тоннель. Тишина. И тогда мне удалось расслышать, как мать сказала, глядя на убийство: «Какая красота…»

      Она выразила тогда, наверное, самое точное переживание от книг Достоевского. Студент отнимает жизнь, а мы говорим: «Какая красота…» Достоевский – это отгадка к загадке «русской души».

      В современном российском театре есть режиссёр, который, пожалуй, чаще других обращается к Достоевскому, – это Константин Богомолов. Возможно, вы видели его спектакли «Князь», «Преступление и наказание», «Бесы Достоевского», «Карамазовы». Помню, как я был на премьерном показе «Карамазовых». Рядом со мной сидели две зрительницы, которые одновременно встали и, громко возмущаясь, вышли из зала. «Кошмар! Совсем с ума сошли! Не классика, а грязь!»

      Так вот, эти две женщины просто не знали, что услышанные ими со сцены слова – это слова из Достоевского. Их возмутил разговор братьев Ивана и Алексея, в котором Иван рассказывает о родителях-садистах. Эти родители – «почтеннейшие и чиновные люди, образованные и воспитанные» – жестоко мучали свою пятилетнюю дочь: «…дошли и до высшей утончённости: в холод, в мороз запирали её на всю ночь в отхожее место, и за то, что она не просилась ночью <…> – за это обмазывали ей всё лицо её калом и заставляли её есть этот кал, и это мать, мать заставляла!» На этих словах мои соседки и вышли из зала. Я пытался остановить их, прошептав: «Это так у Достоевского…» Одна из женщин ничего мне не ответила, а другая, усмехнувшись, сказала: «Ну, конечно!»

      Эта история напомнила мне другую, которая случилась со мной в юности. Тогда я, взяв книгу из серии «Библиотека для юношества», не смог поверить своим глазам: неужели это опубликовано? Неужели я это читаю? Я говорю о «Неточке Незвановой». Открыв повесть, я дочитал до сцены, которую иначе как лесбийской назвать не мог. В ней происходило примирение двух героинь, которые, мирясь, признавались в любви. Друг за другом шли фразы «…закричала княжна, всасываясь в меня своими губками», и «мы целовались, плакали,

15

Это напоминает мем с известным британским актёром Орландо Блумом. На нём Блум сфотографирован в парке на скамейке, где читает роман «Братья Карамазовы». Блум смотрит в книгу, затем широко зевает, спит, снова читает, а в конце сидит, держась за голову, словно переживая экзистенциальное отчаяние. Пользователи в Интернете назвали эту серию фотографий: «Стадии чтения русской классики».