Insomnia, или Поиски Механической Вороны. Марина Клингенберг

Господи, люди о себе такого мнения, что это просто смешно, – фыркнул Мефистофель. – Я тебе скажу, что будет: ничего. Все будет так же, как было прежде. Вот если ты сейчас его выпустишь, это не поменяет того, что с ним случилось на самом деле. А знаешь, почему?

      – Почему?

      – Потому что будущее, даже если ты вернулась из него в прошлое, уже произошло. То, что произошло, нельзя изменить. Так что я тебя обрадую – можешь попытаться предотвратить хоть появление планеты, все равно все останется прежним. В общем, молчи и наблюдай.

      Его последняя фраза походила на поднятый занавес: сразу после нее двери распахнулись. Порог переступили женщина в белом халате и мужчина в серой форме.

      – Тони! – грянул он. – Какого черта эта штука опять на полу?!

      Тони показался на середине комнаты и с насквозь фальшивым недоумением взглянул на клетку.

      – Не заметил… Сейчас поправлю.

      – Не нужно, – сказала женщина. – Пусть побудет так. Сейчас приведем кое-кого. Народу будет много ходить.

      – Ладно, – Тони безразлично пожал плечами – видимо, в словах женщины не было ничего необычного.

      Мужчина прошел в другой конец помещения и с ужасным скрежетом подволок одну из пустых клеток. Ее поставили вплотную к той, где сидел заключенный. Теперь обе клетки разделяла общая решетчатая стена.

      Человек в серой форме ушел. Женщина пристально посмотрела на пленника.

      – Не умер? – осторожно спросила она у Тони.

      – Нет, – сказал тот.

      – Хорошо.

      – Чтоб вы сдохли, – вдруг очень четко проговорил заключенный.

      – Да-да, слышали, – равнодушно откликнулась женщина и, отойдя, застыла в ожидающей позе.

      – Время от времени сюда подселяют кого-нибудь, – очень тихо произнес Мефистофель. – Очередные жертвы. Только они или быстро умирают, или их в другую комнату отводят.

      – Почему тогда этот не умирает? – спросила я шепотом. Мне было ужасно жаль заключенного. Он выглядел настолько измученным, что, казалось, смерть – это лучшее, что могли сделать для него эти люди.

      – Не повезло, – сказал Мефистофель. – Они не хотят, чтобы он умирал – у него поразительная выживаемость. Умрет, и эксперимент сорвется. В него столько всякой дряни напихали, что другого такого тела так просто не сыщешь. Умрет – придется заново начинать.

      – Тогда они могли бы его вылечить!

      – Раны – это они специально, – пояснил Мефистофель и проговорил, явно передразнивая женщину в белом халате: – А попробуем еще и это – вдруг не умрет? О-о, тогда еще и это можно…

      – Прекрати! – я зажала уши. – Это ужасно! Заканчивай это все!

      – Да ладно тебе, самое интересное начинается! Послушай меня, Проволока, – он впервые так меня назвал, и я даже слегка опешила – когда это моя личная метафора стала моим прозвищем? – Я ведь тебя знаю. Тебе не терпится увидеть, как все отрицательные герои этой истории получают по заслугам.

      Это было не совсем так. Праведный гнев, конечно, во мне таился, и справедливого