Семейное дело. Рекс Стаут

больше, чем Феликсу, поскольку я перечитал газетные заметки дважды, а он, может, вообще их не читал. Разве что телевизор смотрел и радио слушал, а его рабочий день длился добрых двенадцать часов. Что касается самого важного вопроса – имен гостей на обеде 19 октября, почти две недели назад, – Феликс не сообщил ровным счетом ничего. Никого из них он не видел ни раньше, ни позже той встречи. Знал только, что на обед пригласили одних мужчин. По всей видимости, ко мне он относился лучше, чем Филип, – сказал, что привезли свежих рыб помпано[10] с залива, и захотел меня накормить, но я с благодарностью отказался.

      Было 12:42, когда я вышел из ресторана и двинулся в центр. Среди множества моих сравнительно бесполезных привычек есть привычка подсчитывать время, затраченное на пешие прогулки, пускай это окупается в одном случае из ста. На дорогу до здания «Газетт» ушло девять минут. В кабинете Лона Коэна, через две двери от кабинета издателя на двадцатом этаже, едва хватало места для большого письменного стола с тремя телефонными аппаратами, кресла рядом и полок с несколькими книгами и тысячами экземпляров газет. Было время ланча, так что я рассчитывал застать Лона в одиночестве – и не прогадал.

      – Чтоб мне пусто было! – восхитился он. – Ты до сих пор на свободе?

      – Почти. Я сбежал. Пришел, чтобы меня заново сфотографировали. На том снимке, который ты опубликовал в воскресенье, у меня нос кривой. Я, конечно, не красавчик, но хожу с прямым носом.

      – Видно, он у тебя сам искривился после такой-то ночи. Черт подери, Арчи! У меня материал горит. Позову Лэндри, он отведет тебя в свободное помещение, и…

      – Стоп! Никаких подробностей, даже что ел на завтрак, и то не скажу. Помнишь, по телефону я обещал, что поделюсь сведениями, когда станет можно? – Я встал. – Так вот, появилась пара зацепок, но если тебе некогда…

      – Садись. Ладно, опоздаю с материалом на два часа, а не на час, какая разница… Но вот с голода я подыхать не собираюсь. – Он откусил изрядный кусок от сэндвича с тунцом и салатом на цельнозерновом хлебе.

      – Ну, час – это ты хватил. – Я послушно сел. – Думаю, уложимся в три минуты, если ты назовешь мне имена шестерых гостей на обеде Харви Г. Бассетта в «Рустермане» в пятницу, восемнадцатого октября.

      – Что? – вскинулся Лон, перестав жевать. – Бассетт? А он какое отношение имеет к взрыву бомбы в доме Ниро Вулфа?

      – Кое-какое имеет, но это не для печати. Прямо сейчас вообще все, о чем мы говорим, не для печати. Повторяю – все, без исключения. Пьер Дюко работал официантом на том обеде. Ты знаешь, кто там был?

      – Нет. Я и не знал, что Пьер прислуживал гостям.

      – Как быстро сможешь выяснить, не втягивая ни во что меня?

      – Может, за день, а может, за неделю. Или за час, если доберемся до До-Ре-Ми.

      – Это кто?

      – Его жена. Вдова. Разумеется, в лицо никто ее так не называет. Говорят, что после его смерти она прячется от мира. Никого не принимает, даже окружного прокурора турнула. Личный врач у нее днюет и ночует. Слухи, сам понимаешь… А чего ты так уставился? Неужели мой нос тоже

10

Морские лучеперые рыбы семейства ставридовых.