За Родину и Славу. Вторая война за Силезию (1744-1745). Виталий Зябриков

еньше внимания. Войну за наследство последнего Габсбурга называют наиболее сложным конфликтом XVIII века (Anderson), а причудливое переплетение интересов участвующих сторон даже дало повод говорить о её аномальности (Lodge). Многогранность данного конфликта действительно делает его значительно более сложным, чем просто столкновение двух коалиций. По сути, война за Австрийское наследство служит общим определением для ряда конфликтов, некоторые из которых не имеют прямого отношения к самому наследству, как, например, англо-испанская война. Англо-французское соперничество, итальянские претензии Испании, старый антагонизм между Бурбонами и Габсбургами и ряд других противоречий нашли выход в конфликте 40-х годов XVIII века. Центральное место в этом ряду занимает новое противостояние Пруссии и Австрии, получившее по имени спорной провинции название Силезских войн. Важность этого конфликта объясняется тем, что именно прусский король Фридрих II нажал на спусковой крючок и привёл в движение лавину этих противоречий. Однако в современных исследованиях войнам первых лет правлений короля Фридриха уделено значительно меньше внимания, чем, например, последующей Семилетней войне с её яркими военными событиями.

      Во времена Реформации процесс обособления германских княжеств от центральной императорской власти получил мощный импульс, а Вестфальский мир оформил права князей на свою независимую внешнюю политику. Наиболее сильные германские князья получили возможность выстраивать собственные системы безопасности, параллельно стараясь закрепить достижения приобретением более высокого политического статуса. Саксония в 1697, Бавария в 1743, Брауншвейг-Люнебург в 1692 и 1714, Гессен-Кассель в 1720 годах представляют собой наиболее яркие примеры. Маркграф Бранденбургский, как один из влиятельнейших имперских князей, также получил королевский титул в 1701 году. Но, в отличие от курфюрстов Брауншвейг-Люнебурга и Саксонии, ставших королями Великобритании и Польши, корона Восточной Пруссии была искусственной и не придавала её обладателю никакого дополнительного политического веса. Тогда как его соседи-конкуренты в Германии, Ганновере и Саксонии могли на равных разговаривать с Веной, прусский король был вынужден довольствоваться подчинённым положением рядового германского князя. Корона без королевства, сильная армия и мощная экономика, но слабое политическое влияние – такое неопределённое положение было нестерпимым для молодого и амбициозного короля. Однако будет преувеличением считать, что прусский монарх хотел возвысить своё королевство до ранга ведущих европейских держав, таких как Франция или Англия. Для этого у Пруссии не было возможностей, и король полностью отдавал себе в этом отчёт. Его цель была скромнее – освободиться от габсбургского диктата, получить полную свободу действий и сделать Пруссию второй самостоятельной силой в Германии.

      Но для достижения своей цели король избрал иные методы, чем его предшественники и соседи, находившиеся всё ещё в плену имперского сознания и действовавшие путём мирных и часто очень продолжительных переговоров. Он удивительно точно понял суть сложившейся тогда системы международных отношений, основанной на силе, а не на праве. Ярким тому подтверждением была судьба испанской монархии, которая была расчленена произвольным образом. Убеждённость, что лишь при помощи силы можно защитить интересы и безопасность своей страны, определила политические убеждения и методы молодого короля. В отличие от политики отца, его политика была до крайности прагматична. Армия, которая при Фридрихе Вильгельме замышлялась, как сила сдерживания, стала для его наследника инструментом экспансии – политики, которая, как писал король, присуща всем великим державам. Свою готовность к применению оружия король показал сразу после вступления на престол во время Герштальского инцидента. Но первый серьёзный свой удар король нанёс спустя несколько месяцев в Силезии, когда быстрым занятием провинции поставил своих противников перед свершившимся фактом (Nürnberger). В результате двух лет напряжённой борьбы прусскому монарху удалось отстоять своё новое приобретение, что было закреплено условиями договора в Бреслау в июне 1742 года. Присоединение этой провинции существенно умножило ресурсы Прусского королевства и, что не менее важно, ограничило возможности габсбургской монархии.

      Очевидно, что без учёта личных качеств короля Фридриха – полководца, дипломата и, наконец, человека – невозможно изучать этот период. Всё управление военными и политическими делами было сосредоточено в руках короля, который собственноручно руководил прусской политикой и возглавлял свою армию. Однако в задачи данной работы не входит оценка личности прусского короля. Здесь не будет дано ответа на животрепещущий вопрос, который занимал и продолжает занимать умы исследователей данного периода (Szabo) – было ли возвышение Пруссии закономерным явлением, обусловленным объективными предпосылками и гением прусского монарха или же это череда счастливых для короля-авантюриста случайностей? И, тем более, не ставится цель обвинить или оправдать короля, выставить его виновником или жертвой бурных событий 1740-60-х годов. Распространённая ранее точка зрения о «краже» (Macaulay) или «разбое» (Carlyle), возможно, покажется справедливой с моральной точки зрения, но в политике мораль и даже право часто имеют подчинённое значение. Это тем более справедливо для системы