Пойдем со мной (сборник). Николай Савостин

живающие обиды, невольные промахи. Оно и райская нега, растворяющая в волшебно потоке все твои боли, всякие соринки, занозы, мозоли совести, мешающие во всей полноте видеть красоту мира. Там – громадный земной простор, там и целый мой век… Там сто моих лучших жизней.

      «Минувшее меня объемлет живо…» – пусть эта строка и станет запевом…

      Как-то иду по летнему базару в беспорядочном движении разных людей, ни на ком особенно не останавливая взгляда. Голова занята прозаическими расчетами: что купить, как уложиться в свои финансовые возможности. Внезапно рядом над одним из киосков торгующим музыкальными дисками, взмывает кипящая пламенем мелодия «Молдовеняски». И тут одна из женщин средних лет, с открытыми сильно загорелыми плечами, с двумя наполненными снедью сумками в руках и дочкой, держащейся за ее юбку, тоже с сумкой – поменьше, бросила ношу, грациозно вознесла руки и, ликуя, принялась вдохновенно танцевать среди толпы, занятой своими земными заботами. Видимо была не в силах не поддаться подмывающему душу соблазну. Дочка-тонконожка в выцветшем ситце тоже опустила свою сумку с небольшой рыхлой головкой молодой капусты, и по-балетному легко и красиво ринулась в водоворот танца, не обращая внимания на недоумевающие взгляды. Они танцевали, так сказать, для самих себя. Как они были на удивление хороши! И как необычно светло сделалось здесь в сборище рынка, где больше места греху и пороку… Пока длилась мелодия, те, кто был поближе к танцующим, остановились, залюбовавшись. Другие, не взглянув, с гримасой недоумения ухмыльнулись, пошли дальше. А я думал: чем отмечена эта домохозяйка с сумками, наполненными картошкой, морковью, зеленью? С чего это она стала плясать в неподобающем месте. Может быть она цыганка, они такие. Вроде по облику не похожа на цыганку – обычная, так сказать, средняя горожанка, недавняя сельская баба. А может просто такое устройство ее натуры, что музыка действует на нее магически. Нет, нет, они – мать и дочь – были просто восхитительны. Я проводил их взглядом, когда музыка иссякла. Они ничем, ничем не отличались от остальных граждан, пошли дальше, толкуя о чем-то…

      С чего это я, – уже старик, – среди базара жизни, не надеясь ни на какое вознаграждение, ни на какое внимание окружающих, ни на какое сочувствие и внимание, забыв о всяческих необходимых бытовых ежедневных заботах, не могу удержаться, чтобы не ринуться, отдавших какому-то наитию, в вихрь подобного же «танца»? Чего это я ныряю в море воспоминаний и всепоглощающих раздумий, далеких от бытовой повседневности, чтобы открыть миру что-то, еще не ясное даже самому себе, но такое важное и такое увлекающее? И хочется песню сложить…

      И близкие, встретившись на улице, бросают на меня недоуменные взгляды, когда я, поглощенный своим потоком мыслей, не узнаю их и забываю поздороваться…

      Какая скука – добираться до сюжета, до конфликта и существа дела через описание персонажей, их внешности, их привычек, их происхождения, предыстории их взаимоотношений, обязательных пейзажей, на фоне которых развивается действие, состоянии природы, шумов, веянии ароматов и так далее, и так далее! Когда книга начинается фразой: «Весна вступала в свои права» и дальше следует страница или две ординарных примет смены времен года, восходов и закатов, всяких «мороз крепчал», так ненавидимых Чеховым, я пробегаю мимо, ищу место, где начинается собственно действие. Да и то, если оно ново и касается каким-то образом тебя, читающего. Представьте – самые драматические и даже трагические события, скажем, на шахматной доске обозначаются буквами, и ты понимаешь: это тура (ладья), это король, это конь. И тебе ясны их действия без всяких психологических мотивировок, без описания пейзажей, запахов, тона речи, шороха листвы или рокота речного переката, жестов героев и т. д. Тебе нет нужды рассказывать о характерах действующих лиц, их силе и возможностях, валяй: 1. е4 е5 2. f4 ef 3 Kf3 g5 4 Сс4 g4 5Ke5 Fn4+ 6Kpf1 f3 7d4 Kf6… А между тем через строчку ты будешь захвачен драматической интригой, развитой в партии Чигорин – Винавер (королевский гамбит)… Между прочим, даже это совершенно отвлеченное действо тесно связано с моралью. Цитирую Эмануила Ласкера, знаменитого немецкого шахматиста, чемпиона мира, который мыслил очень даже широко, так как помимо всего являлся доктором философии и математики: «На шахматной доске лжи и лицемерию нет места. Красота шахматной комбинации в том, что она всегда правдива. Беспощадная правда, выраженная в шахматах, ест глаза лицемеру». («Теория и практики шахматной игры». Москва. «Высшая школа». 1981 г.) Да-а… Как же должна есть глаза лицемеру правда, выраженная в живых образах, а не деревянными фигурами на клетчатом поле!.. И в литературе (подлинной) нет места лжи и лицемерию. Хотя, сказать откровенно, читая нынешнюю печать, я то и дело натыкаюсь, как на острие двуличия, фарисейства, корыстного вранья…

      Теперь вообразите, вам надо рассказать о сложной судьбе какого-то человека, и вы должны хоть вкратце ввести в суть дела… Боже, читатель уже зевает, – да не томи ты душу мертвыми сведениями, давай саму игру, саму жизнь!!! Как мне хотелось бы эту книгу, задуманную более полвека назад, изложить на одной страничке. И избежать ненавистного мне «сюжета». Так это все узнаваемо. Ну, к примеру, он ее любит, она его нет, или они любят друг друга,