Кармилла. Джозеф Шеридан Ле Фаню

дальше, оставляя за собой дурные сновидения.

      – А что, по-твоему, представляет из себя амулет?

      – Его окурили или пропитали каким-то лекарством, он предохраняет от малярии, – ответила она.

      – Значит, он воздействует только на тело?

      – Разумеется; не думаешь же ты, что эти ленточки или аптечные запахи всерьез напугают злых духов? Нет, хворобы, витающие в воздухе, в первую очередь поражают наши нервы, отравляют мозг. Противоядие справляется с ними прежде, чем они полностью овладеют телом. Вот в чем заключается волшебная сила талисмана. Никакого колдовства, все объясняется естественными причинами.

      Поверь я Кармилле до конца, мне стало бы куда легче; однако чем больше я размышляла над ее объяснением, тем меньше оно меня удовлетворяло.

      Несколько ночей я спала крепко, без сновидений, однако наутро чувствовала себя очень слабой. Упадок сил преследовал меня целый день. Я чувствовала, что со мной что-то происходит. Меня снедала непроходящая грусть. Временами наплывали мрачные мысли о смерти. Я ощущала, что медленно гибну, и нельзя сказать, что эта мысль была мне очень неприятна. На сердце у меня было печально, но печаль эта казалась необъяснимо сладкой, и душа моя радостно отдавалась ей.

      Мне не приходило в голову, что я больна, я ни за что не согласилась бы рассказать о своих тревогах отцу или послать за доктором.

      Кармилла начала проявлять ко мне гораздо больше внимания. Непонятные приступы томного обожания становились все чаще. Чем слабее я становилась душой и телом, тем чаще ловила на себе восторженный взгляд. Я отшатывалась от нее, как от безумной.

      Сама того не подозревая, я страдала от самой загадочной из известных людям болезней и находилась уже на довольно запущенной стадии. Первые симптомы таили в себе неизъяснимое блаженство; очарованная ими, я не замечала, что все больше теряю силы. До поры до времени это очарование нарастало; достигнув определенной точки, оно начало окрашиваться смутными предчувствиями чего-то ужасного. Предчувствия эти становились все глубже, отчетливее и наконец в корне изменили весь уклад моей жизни.

      Поначалу перемены эти не вызывали у меня тревоги. Я приближалась к высшей точке, за которой начинался спуск в преисподнюю.

      Во сне меня преследовали странные трудноуловимые ощущения. Самым отчетливым из них была приятная прохладная дрожь, какую мы испытываем, обратясь грудью против течения реки, когда ласковые струи омывают тело. Вскоре к ней присоединились нескончаемые сны, такие смутные, что я не могла вспомнить даже крохотный обрывок содержания. Но впечатление от них оставалось тягостное, я просыпалась в изнеможении, словно истерзанная долгими муками, телесными и душевными. Наутро в памяти оставались лишь бессвязные силуэты какой-то темной комнаты, людей, с которыми я разговаривала, не различая лиц. Особенно запомнился мне женский голос, глубокий и нежный, он звучал издалека, навевая ощущение несказанной торжественности и ужаса. Иногда мне казалось, что щеку и шею нежно гладит невидимая рука. Меня целовали