Сергей Есенин. Биография. Олег Лекманов

перетерпим горе с силой,

      Быть может, скоро и придем к тебе.

      Вот есенинские стихи 1911–1912 годов о Спас-Клепиковской учительской школе:

      Душно мне в этих холодных стенах,

      Сырость и мрак без просвета.

      Плесенью пахнет в печальных углах —

      Вот она, доля поэта.

      Видно, навек осужден я влачить

      Эти судьбы приговоры,

      Горькие слезы безропотно лить,

      Ими томить свои взоры.

      Нет, уже лучше тогда поскорей

      Пусть я иду до могилы,

      Только там я могу, и лишь в ней,

      Залечить все разбитые силы.

      Только и там я могу отдохнуть,

      Позабыть эти тяжкие муки,

      Только лишь там не волнуется грудь

      И не слы́шны печальные звуки.

      А это две финальные строфы стихотворения 1911–1912 годов о столь выразительно воспетой впоследствии русской зиме:

      Вот появилися узоры

      На стеклах дивной красоты.

      Все устремили свои взоры,

      Глядя на это. С высоты

      Снег падает, мелькает, вьется,

      Ложится белой пеленой.

      Вот солнце в облаках мигает,

      И иней на снегу сверкает.

      В этих строках легко отыскать следы недавнего прочтения и, может быть, школьного заучивания наизусть хрестоматийного отрывка из “Евгения Онегина”: “Брега с недвижною рекою / Сровняла пухлой пеленою”.

      “В то время я сам преуспевал в изучении “теории словесности” и поэтому охотно объяснил Сергею сущность рифмования и построения всяческих дактилей и амфибрахиев, – вспоминал отрочество Есенина Н. Сардановский. – Удивительно трогательно было наблюдать, с каким захватывающим вниманием воспринимал он всю эту премудрость”[42]. Обратив особое внимание на то, что Есенин заинтересовался вопросами стихотворческой техники гораздо раньше многих своих столичных сверстников-поэтов, отметим, что в есенинских стихах 1911 года, в отличие от его стихов, датированных 1910 годом, “премудрость” “теории словесности” еще не была усвоена. Некоторые строки этих стихотворений звучат пародийно, по-лебядкински[43].

      Сергей Есенин среди учеников Спас-Клепиковской второклассной учительской школы. 1911 (?)

      Куда интереснее и важнее для нас убедиться в том, что львиная доля ранних стихов Есенина (1911 года) совершенно не затронута влиянием фольклорных текстов, всех этих бабушкиных сказок и нянюшкиных песен[44]. Вполне очевидно, что начинающий поэт ориентировался на абсолютно иную традицию: он не слишком удачно, но усердно учился у выспренних гражданских лириков предшествующей эпохи, прежде всего у Семена Надсона. Именно у этого “вдохновенного истукана учащейся молодежи” (по язвительной формуле Осипа Мандельштама[45]) Есенин заимствовал унылый пафос вкупе с обширным, хотя и несколько однообразным арсеналом кладбищенских образов. Он пытался прикрыть бутафорскими гробовыми крышками, венками и “судьбы приговорами” свою природную “жизнерадостность,

42

Сергей Есенин в стихах и в жизни… С. 51.

43

Как злая издевка воспринимается внимательным читателем есенинских стихов следующее суждение из “житийных” мемуаров о поэте, написанных С. Фоминым: “У Есенина с самых ранних пор не было неудачных стихов. Он сразу вошел в литературу, действительно родившись поэтом” (цит. по: Белоусов В. Сергей Есенин… Ч. 1. С. 55). Подробнее о датировках ранних есенинских стихов см. в итожащей прежние наблюдения заметке: Субботин С. Авторские датировки в “Собрании стихотворений” Сергея Есенина (1926). Невостребованные документальные материалы // De visu. 1993. № 11. С. 58–61. Увы, аргументы исследователя не были приняты во внимание составителями академического собрания сочинений Есенина.

44

Об истоках фольклорных мотивов у Есенина (эти мотивы впервые появились в его стихах гораздо позже) см.: Нейман Б. Источники эйдологии Есенина // Художественный фольклор. М., 1929. Вып. IV–V С. 204–217.

45

Мандельштам О. Собр. соч.: В 4 т. М., 1993. Т. 2. С. 357.