Установленный срок. Энтони Троллоп

я уже довел читателя.

      Затем возникли дебаты по всему принципу этой меры, которые проходили с большой теплотой. Я, как президент, конечно же, не принимал в них никакого участия, но, в соответствии с нашей конституцией, я все слышал с кресла, которое обычно занимал по правую руку от спикера. Аргументы, на которых делался наибольший акцент, были направлены на то, чтобы показать, что Установленный срок был выдвинут к рассмотрению в основном с целью облегчить страдания стариков. И было убедительно показано, что в подавляющем большинстве случаев жизнь после шестидесяти восьми лет – это суета и томление духа. Другие аргументы касаемо дороговизны содержания стариков за счет государства на данный момент отброшены. Если бы вы послушали молодого Граундля, со всей пылкостью юности настаивающего на абсолютной нищете, на которую обречены старики из-за отсутствия такого закона, если бы вы услышали о страданиях от ревматизма, подагры, камней и общей слабости, изображенные в красноречивых словах двадцатипятилетнего юноши, вы бы почувствовали, что все, кто захочет способствовать увековечению такого положения вещей, должны быть обвинены в дьявольской жестокости. Он действительно поднялся на большую высоту парламентского мастерства, и в целом увлек за собой молодую и, к счастью, большую часть палаты. Оппозиции, по сути, нечего было сказать, кроме повторения предрассудков Старого Света. Но, увы, так сильны слабости мира, что предрассудки всегда могут победить истину одной лишь силой своих батальонов. Только после того, как это было доказано и передоказано десять раз, стало ясно, что солнце не могло спокойно стоять над Гидеоном. Красвеллер, который был членом парламента и занимал свое место во время дебатов, не решаясь говорить, лишь шепнул своему соседу, что бессердечный жадина не желает ждать шерсти из Литтл-Крайстчерча.

      В ходе дебатов было проведено три голосования, и трижды сторонники Установленного срока побеждали старую партию большинством в пятнадцать голосов в палате, состоящей из восьмидесяти пяти членов. Настолько сильны были чувства в республике, что только два члена отсутствовали, и это число оставалось неизменным в течение всей недели дебатов. Я считал это триумфом и чувствовал, что старая страна, не имеющая никакого отношения к этому вопросу, не может вмешиваться в мнение, выраженное столь решительно. Мое сердце заколотилось от приятного волнения, когда я услышал, что старость, к которой я сам приближался, изображена в терминах, которые делали ее бессилие действительно ярко выраженным, – до тех пор, пока я не почувствовал, что, если бы было предложено сдать на хранение всех нас, достигших пятидесяти восьми лет, я думаю, что с радостью дал бы свое согласие на такую меру, сразу же ушел бы и сдал себя на хранение в колледж.

      Но только в такие моменты мне позволялось испытать это чувство триумфа. Не только у себя дома, но и в обществе в целом, и на улицах Гладстонополиса я сталкивался с выражением мнения, что Красвеллера не заставят уйти в колледж