Лесной царь. Иоганн Вольфганг фон Гёте

и в смерти будет мой!»

      Но стих раздается священного хора:

      «Несем мы к могиле, несем без разбора

      И старость и юность с ее красотой!»

          Ты ж ученью Брамы веруй:

          Мужем не был он твоим,

          Ты зовешься баядерой

          И не связана ты с ним!

          Только женам овдовелым

          Честь сожженья суждена;

          Только тень идет за телом,

          А за мужем лишь жена!

      Раздайтеся, трубы, кимвалы, гремите,

      Вы в пламени юношу, боги, примите!

      Примите к себе от последнего сна!»

          Так, ее страданья множа,

          Хор безжалостно поет,

          И на лютой смерти ложе,

          В ярый огнь, она падет;

          Но из пламенного зева

          Бог поднялся, невредим,

          И в его объятьях дева

          К небесам взлетает с ним.

      Раскаянье грешных любимо богами,

      Заблудших детей огневыми руками

      Благие возносят к чертогам своим.

      Коринфская невеста

      Перевод А. К. Толстого

      Из Афин в Коринф многоколонный

      Юный гость приходит, незнаком;

      Там когда-то житель благосклонный

      Хлеб и соль водил с его отцом —

          И детей они

          В их младые дни

      Нарекли невестой с женихом.

      Но какой для доброго приема

      От него потребуют цены?

      Он – дитя языческого дома,

      А они – недавно крещены!

          Где за веру спор,

          Там, как ветром сор,

      И любовь и дружба сметены!

      Вся семья давно уж отдыхает,

      Только мать одна еще не спит,

      Благодушно гостя принимает

      И покой отвесть ему спешит;

          Лучшее вино

          Ею внесено,

      Хлебом стол и яствами покрыт.

      И, простясь, ночник ему зажженный

      Ставит мать, но ото всех тревог

      Уж усталый он и полусонный,

      Без еды, не раздеваясь, лег,

          Как сквозь двери тьму

          Движется к нему

      Странный гость бесшумно на порог.

      Входит дева медленно и скромно,

      Вся покрыта белой пеленой:

      Вкруг косы ее, густой и темной,

      Блещет венчик черно-золотой.

          Юношу узрев,

          Стала, оробев,

      С приподнятой бледною рукой.

      «Видно, в доме я уже чужая, —

      Так она со вздохом говорит, —

      Что вошла, о госте я не зная,

      И теперь меня объемлет стыд;

          Спи ж спокойным сном

          На одре своем,

      Я уйду опять в мой темный скит!»

      «Дева, стой, – воскликнул он, – со мною

      Подожди до утренней поры!

      Вот, смотри, Церерой золотою,

      Вакхом вот посланные дары;

          А с тобой придет

          Молодой Эрот,

      Им же светлы игры и пиры!»

      «Отступи, о юноша, я боле

      Непричастна радости земной;

      Шаг свершен родительскою волей:

      На