И ты познаешь любовь. Алла Артемова

на это уйдет вся моя жизнь, я не отступлюсь.

      – Безумный. Ты отвергаешь живого человека и гонишься за призраком, – Маша покачала головой и досадливым жестом смахнула слезы с лица.

      – Пусть так, но я не могу иначе. Маша, пойми меня и прости. В случившемся с нами никто не виноват. Это судьба.

      – Но что мне делать, как жить без тебя, Гриша? Я приехала в эту деревню только ради тебя. Мне казалось, что узнав меня ближе, ты сможешь…

      – Забыть Ольгу?

      – Да.

      – Маша, это невозможно. Невозможно так же, как жить на земле и не дышать воздухом. Что касается тебя… Пройдет время, и ты встретишь человека, которого полюбишь и будешь с ним счастлива.

      – Гриша, а если ты найдешь подтверждение тому, что Ольги уже нет… Может быть, тогда мы сможем быть вместе? – Маша с надеждой посмотрела на Орлова.

      – Не хочу тебя обнадеживать.

      – Но я готова ждать сколько угодно, – Маша решительно встала.

      – Нет, Маша.

      – Нет… – девушка закусила губу и на мгновение застыла. – Тогда вот что я тебе скажу: ты никогда не найдешь свою Ольгу, слышишь, никогда!

      Маша со злостью сжала кулачки и, метнувшись к двери, с шумом захлопнула ее за собой.

      Через неделю Григорий уехал в Ленинград. После успешной сдачи вступительных экзаменов он был зачислен на первый курс Государственного университета на факультет журналистики.

      VII

      Грянул военный оркестр. Скорый поезд, следовавший из Германии в Ленинград, прибыл на первый путь Московского вокзала, украшенного в честь возвращения воинов-победителей государственными знаменами, красочными транспарантами и гирляндами из живых цветов. Город встречал своих героев. Это была уже вторая очередь демобилизованных фронтовиков, возвращавшихся домой, после того как они по тем или иным причинам вынуждены были задержаться в своих частях, дислоцированных на территории Германии. Перрон утопал в цветах, всюду счастливые лица, радостные возгласы, смех и улыбки, и конечно слезы, слезы счастья и любви.

      – Андрей, нам спешить некуда, – Петр Степанович дружески потрепал Чернышова по плечу. – Никто нас не встречает и не ждет, так что подождем, пока основная масса людей схлынет, а затем спокойно отправимся домой.

      Андрей сидел у окна и с радостным блеском в глазах следил за праздничной суматохой на перроне.

      – Петр Степанович, а почему вы не сообщили дочери о своем возвращении? – не поворачивая головы, спросил он.

      Петр Степанович чуть наклонился и, глядя через плечо Андрея на шумный вокзал, задумчивым голосом ответил:

      – Знаешь, Андрей, я представляю нашу встречу с дочерью непременно дома. Я открою входную дверь своим ключом и тихонько войду. Танюша будет хлопотать по хозяйству на кухне, а я на цыпочках подкрадусь к ней, нежно обниму и ласково скажу: «Доченька, я вернулся». Она встрепенется, радостно вскрикнет и уронит из рук чашку или еще какой-нибудь бьющийся предмет. Чашка разлетится вдребезги, и она бросится обнимать меня.

      – Здорово! – воскликнул Андрей и посмотрел