Огненный крест. Диана Гэблдон

была в форме бочки – та, которую набок кладут. С маленькой ручкой. Да только эта женщина слишком усердно взбивала масло, и шнуровка у нее на корсаже распустилась. Груди подпрыгивали туда-сюда, платье прилипло к телу от пота. Маслобойка доставала ей примерно до пояса… такая изогнутая, знаете? Я сразу представил, как нагну красотку через бочку, задеру юбки и…

      У меня невольно отвисла челюсть. Это мой корсаж он описывал, мою грудь и мою маслобойку! Не говоря уже о юбках. Я прекрасно помнила тот день; и тогда дело не обошлось одними нечестивыми мыслями.

      Бормотание и шорохи снова заставили меня переключить внимание на мужчин, стоявших на тропе. Мистер Лиллиуайт ухватил за руку шерифа, который жадно прислушивался к исповеди Джейми – кажется, даже уши оттопырились, – и с шипением потянул его прочь от шатра. Мистер Гудвин неохотно последовал за ними.

      Как ни прискорбно, этот шум заглушил конец истории о прегрешениях моего мужа, а заодно и хруст веток позади меня, оповестивший о прибытии Брианны и Марсали с малышами: Джемми и Джоан спали у матерей на руках, а Жермен цеплялся за спину Марсали, словно мартышка.

      – Я уж думала, что они вообще отсюда не уйдут, – прошептала Брианна, выглядывая у меня из-за плеча. – Путь свободен?

      – Да, пойдемте.

      Я протянула руки Жермену, и он послушно склонился ко мне.

      – Ou qu’on va, Grand-mère?[15] – сонно спросил малыш, укладывая белокурую макушку на мое плечо.

      – Тш-ш! К дедушке и отцу Кеннету, – прошептала я. – Только совсем тихонечко!

      – Вот так вот? – спросил он громким шепотом и начал вполголоса распевать какую-то похабную французскую песенку.

      – Тш-ш! – Я зажала ему рот ладонью. Губы у Жермена были мокрыми и липкими. – Не надо петь, милый, а то малыши проснутся.

      Марсали сдавленно фыркнула, Бри с трудом подавила смешок, и я наконец обратила внимание на то, что Джейми все еще продолжал свою исповедь. Он явно вошел во вкус и дал волю воображению – во всяком случае, со мной он этим грехам не предавался.

      Я выглянула из зарослей и осмотрелась по сторонам. Поблизости никого не было. Махнув рукой девочкам, я поспешила к темному шатру.

      При виде нас Джейми быстро завершил свои красноречивые признания:

      – Грех гнева, гордыни и зависти… ах да, еще я порой привирал, святой отец. Аминь.

      Он упал на колени, торопливо протараторил молитву о прощении на французском и подскочил на ноги, чтобы забрать у меня Жермена, еще до того, как отец Кеннет произнес «Ego te absolvo»[16].

      Глаза постепенно привыкли к темноте, и я начала различать силуэты Марсали и Брианны и рослую фигуру Джейми. Он поставил Жермена на стол перед священником, пробормотав:

      – Поторопитесь, святой отец, у нас совсем нет времени.

      – Воды у нас тоже нет, – заметил отец Кеннет. – Если только дамы не принесли ее с собой.

      Он отыскал огниво и теперь пытался разжечь лампу. Испуганно переглянувшись,

15

Куда мы идем, бабушка? (фр.)

16

Я прощаю тебя (лат.).