Волшебник. Колм Тойбин

из них, герр Гунеман, был особенно дружелюбен.

      – Скоро вас повысят, – говорил он. – Это я вам говорю. Вы производите впечатление весьма толкового молодого человека. Нам повезло заполучить вас в контору.

      Никто не проверял, насколько он продвинулся. Томас держал открытыми оба гроссбуха, изображая, что работает. Поначалу он и впрямь переносил цифры из одной конторской книги в другую, но вскоре бросил. Если бы Томас сочинял стихи, то мог бы привлечь внимание коллег нахмуренными бровями или тем, что шевелит губами, проговаривая рифмы про себя, поэтому стихов он не сочинял, а писал рассказ. Он спокойно работал над рассказом, и воображаемая жизнь так увлекла его, что вскоре он пришел в отличное расположение духа и даже мать поверила, что в страховой конторе его ждет прекрасное будущее.

      Томасу доставляло удовольствие нарушать правила, бросать вызов своим нанимателям и опекунам. Идя в контору, он больше не испытывал ужаса. Однако бывали дни, когда ему было трудно досидеть положенные часы, он задыхался и не знал, как дотянуть до вечера.

      Томас знал, что матери не по душе его шатания по мюнхенским улицам и одинокие бдения в кафе. Уж лучше бы выпивал в веселой компании, думала Юлия.

      – Кого ты высматриваешь на улицах? – спрашивала она.

      – Никого. Всех.

      – Когда Генрих гостит у нас, он никогда не выходит из дома.

      – Он образцовый сын.

      – Но ради чего ты бродишь по улицам?

      Он улыбался:

      – Просто так.

      Природная застенчивость мешала Томасу отвечать матери с уверенностью и апломбом Генриха. По ночам он думал, что, если завтра же не возьмется за переписывание цифр, в конторе поймут, что он отлынивает от работы. Однако он продолжал писать, наслаждаясь тем, что бумаги и чернил вдоволь, и тем, что можно с утра до вечера переписывать одну сцену. Его рассказ приняли в журнал, но он не стал никому говорить, надеясь, что, когда журнал выйдет, публикация не пройдет незамеченной.

      Иногда он ловил на себе пристальный взгляд герра Гунемана, который тут же отводил глаза, словно в чем-то его подозревал. Седоватые волосы герра Гунемана стояли ежиком, у него было вытянутое худощавое лицо и темно-синие глаза. Томаса раздражала его назойливость, однако, удерживая его взгляд и заставляя герра Гунемана отводить глаза, он ощущал над ним странную власть. Томас видел, что эти маленькие происшествия, эти переглядывания были по какой-то причине важны для его коллеги.

      Однажды утром герр Гунеман подошел к его столу.

      – Всем не терпится знать, как продвигаются ваши труды, – промолвил он доверительным тоном. – Скоро начальство устроит вам проверку, поэтому я решил взглянуть сам. А вы, мелкий пакостник, только и знаете, что бездельничать. И хуже того, я заметил листы бумаги, которые вы прячете под конторскими книгами. Что бы это ни было, это не то, чем вам поручено заниматься. Другое дело, если бы вы не справлялись.

      Он потер руки и придвинулся ближе к Томасу.

      – Возможно, я ошибся, – продолжил герр Гунеман, –