Чекист. Время перемен. Евгений Шалашов

один грамм. Если возьмем миллион долларов банкнотами по сто долларов, получается…

      Математик из меня так себе, и я задумался, считая в уме – сколько же это будет, но меня опередил Троцкий:

      – Считать по сто долларов – десять килограммов, а двадцать миллионов – это уже двести.

      – А сколько в пудах? – вытаращился Молотов.

      – Двенадцать с лишним пудов, – перевел с русской системы измерений в европейскую Каменев.

      – И что? – пренебрежительно фыркнул очкарик. – Аксенов, парень молодой, здоровый, утащил бы за два приема. Ну, может за три. И что, не утащил бы?

      – Простите, не знаю вашего имени-отчества, – извинился я.

      – Вячеслав Михайлович, – буркнул товарищ в очках.

      Ага, все-таки я прав, узнал. Странно, что будущий наркоминдел не знает метрической системы.

      – Очень приятно, – кивнул я как можно любезнее. – Так вот, Вячеслав Михайлович, предлагаю вам потаскать чемоданы на двести с лишним килограммов, стоимостью в миллионы, да без охраны, и при четырех пересадках. Меня бы убили где-нибудь на ближайшей станции, да и с таможней проблемы.

      Я не стал говорить, что из Франции и так пёр пару увесистых чемоданов, набитых дефицитными товарами. Может, сам бы не догадался, заполнил бы свой багаж одними книгами, но спасибо Наталье, подсказавшей, что следует привезти что-то в подарок друзьям. И валюты немножечко притащил, но это так, к сведению.

      – А если брать купюры крупнее? – не унимался Молотов.

      – Слышал, что есть купюры по пятьсот долларов и по тысяче, но сам ни разу не видел, – вздохнул я. – Да и по сто долларов банкноты в европейских банках нечасто встречаются. Самые ходовые – по десять, есть по двадцать. Боюсь, пришлось бы брать деньги по двадцать, и по пятьдесят долларов. Представляете, сколько это весит? И не уверен, что в Париже нашлось бы столько стодолларовых купюр. Сомневаюсь, что Франция разрешила бы вывезти столько наличности. А если и разрешила, то провезти все легально в Советскую Россию я бы не смог.

      Молотов призадумался. Крякнув, виновато сказал:

      – Извини, – начал он, потом поправился, – извините, Владимир Иванович, не подумал, глупость сморозил. Я же ни разу американских денег не видел. Думал, они как у нас – по пятьсот рублей ходят.

      Если я поначалу и разозлился на Молотова, то отошел. Все-таки, когда человек признает свою ошибку, это уже неплохо. И переводить пуды в килограммы и тонны товарищ научится, ничего страшного.

      – Владымер Ивановыч, а развэ обязателно было делиться денгами с французскими банкирами? – спросил вдруг Сталин.

      Ну, Иосиф Виссарионович, от вас я такого вопроса не ожидал. А еще друг. С другой стороны – объяснять все равно придется.

      – Мне пришлось пожертвовать малым, чтобы получить основной капитал, – пояснил я. – Если бы я не отдал часть денег банку, то мне вообще не удалось бы совершить вывод средств в Швейцарию. Банк сумел бы найти повод, чтобы оставить деньги у себя.

      – Спасыбо