Моя любимая Шери. Галина Кропочева

ночью во дворе под звездным небом, охраняя покой изнуренного за день крестьянского семейства.

      Ох, уж эти упрямые деревенские папы! А мне как смотреть в печальные глаза родным детям, томившимся в ожидании самого верного песика на свете? Любую картинку с собачьей мордочкой прижимали к себе младшие Маша и Миша. А старший, пятнадцатилетний Евгений, уже и вовсе потерял веру в то, что у него когда-нибудь появится четвероногий друг. И когда грезы о собаке переходили все границы, старший торжественно вручал младшим мои бигуди. И на их немой вопрос «зачем» с отчаянием объявлял:

      – У нас никогда не будет собаки, никогда! Закатайте на бигуди свои губошлепые ротики!

      – Будет! Будет! – слезно кричали дети и бросались мутузить своего высоченного братца, насмешника и «тетерю-не верю».

      Такие бои всегда заканчивались дружной атакой на меня:

      – Когда же? Когда?!

      И наконец-то им был обещан барбос, толстенький, кудрявый и озорной, о котором я и сама, как ребенок, мечтала долго и безнадежно.

      На радостях детвора устроила свою сногсшибательную игру «прыгать – падать», крича во всю ивановскую. Отец, узнав о полном неподчинении, развел безнадежно руками и предупредил:

      – Не разнесите на радостях квартиру, а то вашему псу здесь уже нечего будет делать!

      Но этот мрачный прогноз отца утонул в ликующем балагане, ведь тогда для меня и детей была важна лишь переполнявшая всех любовь к будущей собаке.

      Наш глава семейства был в состоянии паники, как перед катастрофой. И я уже начинала кипятиться:

      –Ты хочешь, чтобы детям было лучше в подъездах и на улице?! Ты хозяин нашей жизни?! Соглашайся – все равно не послушаемся! Это золотое правило педагогики.

      Но он был упрям, как деревенский бык, и я зря сотрясала воздух.

      Дети оказались посмекалистее. Они тоже думали, как уговорить папу. И неожиданно окружили его прямо у порога, когда он вернулся с работы, уставший и раздраженный, как все механики. Озорные ребятишки Маша и Мишка, накручивая по привычке свои кудрявые чубчики, хитренько посматривали то на отца, то на старшего брата в ожидании чуда. И вот Евгений торжественно объявил отцу, бывшему пограничнику, о своем решении служить на границе вместе с собакой, которую они для этого должны вырастить.

      Ничто не тронуло бы отца больше, чем это решение сына.

      – Вот это дело! Молодец! – к всеобщей радости, похвалил он Женю, и слезы заблестели в его глазах.

      Он вспомнил себя на боевом посту Дальневосточной границы в тревожное время событий на острове Даманский, когда столкнулись две державы за маленький остров и полегли пограничники, выполняя свой долг. Он потребовал принести семейный альбом и с гордостью смотрел на себя, молодого человека, снятого у развернутого Боевого знамени части.

      – Узнаете? Вот такой был ваш папка – отличник боевой подготовки!

      (Он гордился службой на границе больше, чем своими трудовыми орденами, о которых всегда скромно молчал.)

      – Разрешаю взять собаку! Но только в клубе возьми породистую овчарку. С помойки – не годятся. Иди, Евгений, становись на очередь! Уговорили. Возьми и воспитай собаку!

      И он стал вспоминать своих боевых четвероногих друзей, Востока и Эру, их общей нелегкой службе на границе и грустном расставании. Голос отца дрожал, и он уже не казался детям слишком строгим, а был просто близким, добрым и любящим папой.

      И вот теперь можно дружненько отправляться за собакой!

      Но мы не знали тогда, что долгожданное существо появится в нашем доме не скоро. Пока мы добросовестно стояли в очереди за собакой в клубе служебного собаководства, неожиданно пришло время ельцинских реформ, время пустых прилавков, огромных очередей и нищенских продуктовых карточек. Было не до собаки, когда повсюду тревожно говорили о надвигающемся голоде и безработице. Евгений уже отслужил на дальневосточной границе, а собаки у нас так и не было…

      Глава 2. Спасение

      Этот день мне уже не забыть никогда. На дворе была такая лютая зима, что даже у привыкшего к таким морозам, трещали нос и уши. А на душе у меня было тогда особенно мрачно и холодно и вовсе не из-за погоды: старший сын, Евгений, вернувшись из Армии, вот уже много месяцев безуспешно искал работу. Он совершенно растерялся перед такими жестокими обстоятельствами, разучился улыбаться, с аппетитом есть, совершенно исхудал, превратившись в длинный тощий вопросительный знак.

      В то незабываемое утро отправился он на поиски заработка. А я, как никогда, не находила себе места, ожидая его возвращения, потому что, провожая, прочла в его потухших глаз жуткую усталость и безразличие ко всему.

      Предчувствуя беду, тревожно вглядываясь в снежную белизну улицы, превратившейся в один громадный сугроб, думала я о неожиданно навалившейся нужде и неясном будущем своих детей.

      Уже вечерело, а молодой человек, наш старший сын, продолжал бесцельно бродить по замороженным улицам родного города. Он поднял воротник старенькой военной шубейки, втянул голову, чтобы его не узнали, и грустные