Говорила мама…. Анатолий Никифорович Санжаровский

Читать онлайн.
Название Говорила мама…
Автор произведения Анатолий Никифорович Санжаровский
Жанр
Серия
Издательство
Год выпуска 2023
isbn



Скачать книгу

      Простирает мне руку

      Худую свою.

Иван Семенихин

      Как свят уют родного очага,

      Привычно всё – от звёзд и до росинки…

      Здесь чувствуешь, насколько дорога

      Родительская каждая морщинка.

Иван Семенихин (с. Вязноватовка Нижнедевицкого района.)

      В Нижнедевицке у мамушки

      Нижнедевицк…

      Это уютное степное районное сельцо в шестидесяти километрах к северо-западу от Воронежа.

      Сюда в шестидесятые перевели из Евдакова старшего брата Дмитрия. В Евдакове он бегал механиком на маслозаводе. И в Нижнедевицке тоже механничал. Одно время покняжил директором маслозавода. Не уякорился. И нерасторопность спихнула его снова в механики.

      Вскоре после переезда Дмитрий женился и зажил отдельно своей семьёй в новом доме через три двора от наших.

      А мама и брат Гриша – он работал на маслозаводе компрессорщиком – куликали в аварийном заводском бараке-сарае. Мама мучилась в нём тридцать пять лет, Гриша – тридцать семь. Мыкали горе в этом пролетарском баракко до самой смерти.

      Все эти долгие годы строители «счастья на века» горячо обещали им квартиру в доме-новостройке. Только дальше жарких обещаний дело не пробегало. И получили мама и брат жильё лишь на кладбище.

      Правда, уже после смерти мамы, в 1996-ом, Гриша дождался-таки уже от новой власти ордера на новую квартиру.

      Счастливый, он основательно ухорашивал свой уголок.

      Да переехать так и не успел.

      Судьба распорядилась по-своему.

      Смерть…

      Двери их ветхой хилушки были так узки и малы, что в них нельзя было вынести гроб с покойником.

      И гроб с телом мамы, и гроб с телом Гриши пришлось выносить в окно.

      Очки, футляр положили Грише в гроб. Были у брата пухлые ноги. Их обули в тапочки. А хорошие новые туфли тоже положили. Одну туфлю под левый локоть, другую под правый. Захочет, там возьмёт и переобуется. Мама встретит его ещё на дороге.

      Их могилки рядом. За одной оградкой.

      И верный Гришин друг посадил в изножье печальную берёзку…

      Каждый год я наезжал к своим в отпуск.

      То огород поможешь вскопать или убрать картошку.

      То погреб подремонтируешь.

      То дровец на всю зиму нарубишь…

      Всё какая-никакая подмога.

      У мамушки мне всегда было добро.

      Я был влюблён в её образную простую речь. Не запиши сразу – не запомнишь всё в точности. Пропадёт такая радость.

      И стал я записывать за мамой.

      Однажды она это заметила и очень расстроилась.

      – Толька, сынок… Ты к чему мои слова кидаешь на бомагу? Потом шо, сдашь меня у милицию?

      – Боже упаси! Да как Вы такое могли подумать? Я просто так… Нравится, как Вы говорите…

      – А и наравится, всё одно не хватай на карандаш, шо я там ляпаю… Да мало ль шо я бегмя ляпону!?

      – Успокойтесь… Не буду…

      И всё же я тайком записывал.

      Набежало тридцать три тетрадки.

      Когда я их читаю, вижу и ясно слышу свою маму.

      У неграмотной мамы я неосознанно учился писать свои книги – шестнадцать томов собрания сочинений.

      Бомба

      В школу я пошёл в девять лет без десяти дней.

      Безграмотной маме нравилось слушать, как я усердно терзал букварь.[1]

      Сама она училась в школе с месяц. По чернотропу бегала. А как похолодало, как пали снега в воронежском хуторке Собацком, учёба и стань.

      Не в чем было ходить в школу.

      На троих у неё с братьями Петром и Егором метались в служках одни сапоги. Сапоги понадобились братьям.

      Как-то мама готовила на плите вечерю.

      В тот день я выучил уроки до её возвращения с чайной плантации, и мама попросила:

      – Почитай мне трошки.

      Я раскрыл букварь и торжественно прокричал по слогам:

      – Бом-ба!

      – Неправильно! – стукнула мама ложкой по кастрюле на плите. – Бон – ба!!! Ны! Ны посерёдушки воеводиха! А не твоя мыкалка мы!

      – Но в букварике – «бомба»!

      – Ой да ну-у!.. Ой-ёй-ёюшки-и!.. Та шо ж они там у той Москви понимають!? Негодный твий букварюха! Вкрай неправильный! Выкинь ото!

      – А уроки по чём делать?

      – Тогда не выкидывай.

      И больше мама не спорила с учебниками.

      1947

      «Махновец»

      У нас в девятом классе



<p>1</p>

Терзать букварь – старательно учить уроки.