Из чаши. Аран Зегрян

и все понял.

      – Отец, ты меня предал!!! Продал!!! – взвизгнул парень.

      – Не кричи в храме Божьем, Реймонд, – сказал священник, – давай, ступи вперед.

      Служка подал Вацлаву чашу со святой водой и кропило. Рей вжался спиной в стену.

      – Не пойду, – угрюмо сказал он.

      Сразу возникли два рослых крестьянина, которые буквально вывинтили сопротивляющегося Калиста из будки и взяли его под руки. У Рея подогнулись колени, но не от торжественности момента.

      – Итак, властью, данной мне Богом, Церковью и Верховным Епископатом… зажмите ему рот, если попадет под суд за богохульство в храме – придется отдавать кого-то нужного общине… Да, Епископатом, при свидетелях произвожу тебя, Реймонд Калист, в воины Господни. Отныне жизнь твоя доверена Небесам и Церкви и несешь ты тяжкое, но святое бремя: меч – для грешников, еретиков, безбожников, неверных и прочих порождений зла и щит – для тех, кто чтит Бога истинного и возносит Ему молитвы. Служи доблестно, не жалея живота своего и не зная сомнений, пока Господь или Церковь не освободят тебя. Аминь! – и отец Вацлав окропил Калиста водой. Все собравшиеся перекрестились, даже выпущенный из рук Рей, машинально.

      – Готово дело, – спокойно сказал префект, – теперь можете расходиться. Новичку пора собираться в дорогу. Часа будет достаточно. Вещей много нести не советую, в казарму нельзя проносить свою одежду, никакой посуды, вилок и ножей. Крест, иконы, Святое Писание и праведные книги – можно брать. И соберите рекруту еды. Кормить первые дни будут, но из того расчета, что поступающим на службу необходимо очистить себя и попоститься.

      Перед домом мельника собралась толпа. Вся деревня вышла проводить Рея. Но он не питал иллюзий. Мало кто горевал по поводу его отбытия. Все были озабочены тем, что в рекруты забирают второй раз за полгода. А где второй, там и третий. И кто будет следующим? Много лет уже не было такого, чтобы чаще заведенного распорядка уводили людей.

      Наконец вышел из дома невольный виновник собрания. Рей медленно нес легкую суму, в которой была полежавшая в холодильнике вареная курица, сушеные яблоки, пара апельсинов, десять золотых, бутылочка мирры из монастыря Сан-Себастьян, черствая краюха хлеба, жестяная фляга с компотом, Библия и маленький образок Божьей Матери. Понурого Рея сопровождали старшие братья и отец. У забора среди людей стояла машина, возле нее ждал префект, староста заполнял на капоте последние бумаги для передачи Реймонда.

      – Это ведь, наверное, скоро еще раз придут вербовщики в добровольцы от тевтонов, – услышал Рей разговор в толпе, когда вышел за калитку. – Может, им нашего младшего хулигана отдать? Вдруг подгонят электромотор для хозяйства, все равно год неурожайный, всех не прокормим. Тевтонцы в ордене научат дурака порядку.

      Рей оглядел лица крестьян. Не было в них сочувствия. Сын мельника уже был в прошлом, и никто по нему не скучал. Почти никто. Старик Боно в рваном до состояния тряпья мундире тряс головой и ронял слезы. Но Боно был местным юродивым, ему очень давно