Похожее на сны. Валентин Икасов

ы гор, на глади морей и океанов. С ним приходит и его лучший друг – ясное небо, служащее опорой для его источника – солнца. После появления света на небосклоне загораются дневные звездочки. Не каждому дано разглядеть в палитре ярчайших красок крошечные огоньки. Эти точечки изредка мерцают, а люди, приметившие звездный блеск, не могут оторвать взгляд от незабываемого зрелища.

      С чудесами, которые приносит свет, на землю приходят юные ребята, представляющие честь и достоинство небес. С виду они напоминают обычных детей, но отличаются от них необычайно белесым оттенком кожи. Пребывая на земле, они гуляют по равнинам и населенным пунктам, весело резвятся между собой. Без них невозможны те ощущения полета, когда в гуще тополей и лип ты шагаешь к залитым первым дневным светом родным местам. Эти дети помогают всем нам в одно целое слиться с незримым естеством, прикоснуться руками к душе многолетних деревьев. Они плоть от плоти —внеземная материя, но такая нужная для бренного мира. Так и сегодня двое таких юнцов не от мира сего спрыгнули с неприступного оплота небес и очутились на окраине одного района.

      Неимоверный шелест травы, воцарившийся посреди чистого поля, разрезал трели соловьев и пронзительные песни малиновок. Тишина не водилась здесь. В этой колыбели природы можно было лишь уловить симфонию из различных звуков: от этого самого шелеста травы до журчания родника, льющего свои соки в глубинах малахитового леса. В один миг тут раздался голос и уничтожил незыблемость звуков окружающего мира.

      – Смотри, какая высокая трава! —донесся издалека крик.

      Эти слова воскликнула девочка по имени Шейндел, тринадцати лет от роду. Лежа в несметном количестве светло-зеленых небоскребов Матери Земли, она поправляла пшенично-шафранные кудри, спадающие на кроткое личико, цвет которого так гармонично сочетался с ее белым платьем. Вокруг нее пестрел криолитовый свет, а из лона полевой травы вырывался дым. Все это было похоже на зияющую во ржи пропасть. Нежные прикосновения девочки к сердцам мягких трав превращали землю в пластилиновые дольки, которые обволакивали целомудренное тело, и погружали его в блаженство ароматов флоксов и клевера. Она с головой утонула в кольце изумрудных рук и не собиралась выходить из него. А неподалеку, на самом краю колыхающейся от ветра животворной купели стоял ее старший брат Уриэль. Ему недавно исполнилось семнадцать. У него были темно-русые волосы и серые глаза с еле заметными голубоватыми вкраплениями. Черные шорты и синяя футболка прилегали к его стройному стану. Находясь на раздолье, он сосредоточенно вперил глаза в сторону леса. Его задумчивый взгляд простирался в нежно-голубоватую даль горизонта, где каждое утро солнечный диск протягивал свои лучи к холодной, вышедшей только что из грозной ночи, земле. Он был серьезен в этот погожий день. Все природное очарование не приносило Уриэлю ощущения внутренней умиротворенности.

      У него с сестрой было разное отношение к прекрасному. В отличие от Шейндел, он редко предавался веселью и развлечениям. Ему мешала в этом одна вещь – ранее взросление. Оно и накладывало отпечаток на жизнь мальчика. Уриэль любил поразмышлять в уединении, когда другие улыбались солнцу и ни о чем не думали. Никому не известно, какие вопросы донимают юношу. В его глазах нельзя прочесть ни единой мысли, ведь они глубоко зарыты в потемки черепной коробки и не могут прорваться оттуда наружу, подобно свету.

      Вскоре с лица Уриэля спала тень задумчивости, и он окинул глазами Шейндел, запутавшуюся в сплетении колючей осоки. Остановив на ней свой пристальный взгляд, он заговорил:

      – Послушай, небо же такое огромное, его измерить даже невозможно! А ты удивляешься этой жалкой траве!

      – Никакая она не жалкая! Да, она намного меньше неба, но хуже она от этого не становится, – промолвила Шейндел.

      Уриэль слегка потупился и замолк, но через мгновение ока был готов ответить сестре, но та успела опередить его:

      – Уриэль, прыгай ко мне в траву.

      Он никак не отреагировал на ее слова и остался стоять как вкопанный. Его мысли понеслись стремительным потоком, а голова наполнилась обрывками фраз и вопросов, которые не могли сложиться в единую мозаику. Со временем туман из скопления слов начал оседать, и Уриэлю представился пейзаж, непохожий на явь, странная картина, на которой солнце было черным, разделенным на две части линией, создающей в нем брешь, откуда льется красный свет. По солнцу будто текла одна большая капля крови. На месте флуоресцентно-блеклой выси, где должны находиться водянисто-прозрачные глаза неба, бежал полумрак, точно такой же, как в ту лунную ночь на Днепре. А внизу простиралась бесконечная выжженная земля.

      Зрелище, рожденное воображением Уриэля, вспыхнуло в его мозгу ядерным пламенем. Ужасы темного мира сменялись друг за другом. Но вскоре картинка стала статичной, и главнейшая мысль Уриэля выступила гнойной открытой раной. Мальчика обуревал неимоверный страх, он больше не мог держать его внутри. Пришла пора оголять своих демонов, пришло время покрывать сажей яркий мир.

      – Шейндел, подойди сюда! – грозно сказал Уриэль.

      Девочка покосилась на брата и осталась сидеть в траве. Он был раздражен неповиновением сестры и еще строже обратился