Проклятье Жеводана. Джек Гельб

делами, и там уже праздно не послоняешься, – произнес я и решительно встал в полный рост, о чем скоро пожалел.

      Чернота заволокла мне глаза, и понадобилась пара мгновений, чтобы прийти в себя.

      – По дороге сюда я видел рынок, чуть выше от порта, – наконец, очнувшись от мрачного плена, произнес я.

* * *

      На пыльных душных улицах, окутанных пряными благовониями и морскими жаркими ветрами, царила стихийная суета. Такого я не видел ни до, ни после. Толпа была не просто единым существом, она вобрала в себя всю пестроту нарядов, многоголосие окриков и зазываний, тысячи лиц, лоснящихся от влаги в вечереющем янтарном солнце. Смуглые руки алжирцев пересчитывали брошенные на прилавок монеты, и благородный коварный металл пел манящим перезвоном. Слышалась речь, чем-то напоминающая наш родной французский, но притом здешний акцент звучал намного громче, так что ни я, ни кузен не могли разобрать ни слова.

      Я сидел на каменных ступенях и облизывал большой палец, который я порезал, желая проверить добросовестность заточки сабли. Франсуа воротился от прилавка, знатно закупившись розовым маслом. Такого глубокого и величественного благоухания не слышали у нас дома. Насыщенный аромат дамасской розы неторопливо и мягко стелился в этом удушливом вечернем воздухе. Неспешно и царственно плыл он по воздуху, стелился и ублажал горячий рассудок. Пленительное очарование еще долго не рассеивалось, даже когда я закрыл стеклянный флакон и отдал кузену, пряный шлейф был добрым спутником, покуда мы брели дальше, вглубь рынка.

      Ароматы спелых фруктов расцветали, когда мы приближались к лавочникам с маслянисто лоснящимися смуглыми лицами, и отступали, стоило нам продолжить свой путь. Зачарованный великолепием, я не глядел даже, куда ведет меня Франсуа, и очнулся от грез, лишь когда запахи масел, фруктов и цветов иссякли и перебились откровенной вонью. Я поморщился от этого гнусного смрада, который удушливо воцарился в этом месте. Перед нами развернулся мясной ряд.

      Мы переглянулись с кузеном и, не обмолвившись ни словом, зареклись покупать здесь хоть что-то. Мухи гудели, садясь на разделанные туши и потроха. Сочившийся сок, смешанный с кровью, густыми липкими каплями проникал сквозь доски и ящики. Мясники разделывали туши своими тяжелыми ножами на пнях, пропитанных насквозь кровью. Лица свирепели, когда они наносили удары.

      Мы уже прибавили шаг, стараясь поскорее покинуть мясной ряд. Кузен ушел немного вперед. Когда он скрылся за поворотом, сердце тревожно забилось. Почему мы не могли разминуться среди благоухающих масел, спелых сочившихся фруктов или столов, уставленных сладостями с золотистыми корочками сладкой карамели? Нет, мы разминулись посреди мерзостного удушливого смрада плоти и липкой крови и сока, которым насквозь пропитался песок под ногами.

      Вдруг внимание мое привлек такой рев, который просто не мог исторгаться из человеческих уст. По крайней мере, мне так показалось, и я, щуря уставшие от яркого солнца глаза, обернулся